Никита Хрущев. Реформатор
Шрифт:
«Как ты, товарищ Жуков, мог произнести: “Я обращусь к народу и партии?” — звучал возмущенный тенорок Климента Ефремовича, не забывшего, что угрозу Жуков адресовал ему и его соратникам, а не Хрущеву. — Как ты позволил себе создать школу диверсантов без решения ЦК? Все это крайне подозрительно. Ты, товарищ Жуков, человек малопартийный».
Ворошилов замыкал череду выступающих. Хрущев объявил короткий перерыв.
Рассказывают, я сам от отца этой истории не слышал, что он спросил тогда Жукова, кого тот считает достойным себе преемником на посту министра обороны? Георгий Константинович якобы назвал Конева. Кроме Штеменко только он один сохранил ему верность, предупредил о надвигающихся событиях. Разыгрывая «коневскую карту», Георгий
Хрущев, согласно пересказываемой мною версии, якобы сказал, что Конев — фигура достойная, но они остановили свой выбор на Малиновском.
После перерыва с заключением выступил отец: «Есть мнение освободить товарища Жукова от должности министра обороны и вместо него назначить маршала Малиновского, — я передаю его слова в изложении Жукова. — Есть также предложение послезавтра провести Пленум ЦК, где рассмотреть деятельность товарища Жукова».
Предложение приняли единогласно.
— Если мне не доверяют, то министром обороны я быть не смогу, — отозвался Жуков.
В тот же день вечером о решении Президиума ЦК сообщило московское радио.
Я уже описывал, как случайно подслушал телефонный разговора отца с Жуковым в субботу, сразу после заседания Президиума ЦК. А вот как воспроизводит тот же разговор Жуков, правда, уже в 1964 году: «Возвратясь на квартиру с Президиума ЦК, я решил позвонить Хрущеву, чтобы выяснить лично у него истинные причины, вызвавшие столь срочное освобождение меня от должности и постановку обо мне вопроса на созванном Пленуме ЦК КПСС. Я спросил: “Никита Сергеевич! Я не понимаю, что произошло за мое отсутствие, если так срочно меня освободили от должности министра, и тут же ставится вопрос обо мне на специально созванном Пленуме ЦК?”
Хрущев молчал.
Я продолжил: “Перед моим отъездом в Югославию и Албанию со стороны Президиума ЦК ко мне не было никаких претензий, и вдруг целая куча претензий. В чем дело? Я не понимаю, почему так со мною решено поступить?”
Хрущев ответил сухо: “Ну вот, будешь на Пленуме, там все и узнаешь”.
Я сказал: “Я считал, что наши прежние дружеские отношения дают мне право спросить лично у вас о причинах столь недружелюбного ко мне отношения”.
Хрущев: “Не волнуйся, мы еще с тобой поработаем”.
На этом, собственно говоря, и закончился наш разговор».
В понедельник, 28 октября 1957 года, в 11 утра, в Свердловском зале Кремля открылся Пленум ЦК КПСС. Докладывал Суслов. Думаю, что отец не смог пересилить себя и перепоручил эту неприятную миссию «главному идеологу». Ведь формально собрались обсудить состояние политработы в войсках.
«Недавно Президиум ЦК узнал, что товарищ Жуков без ведома ЦК принял решение организовать школу диверсантов в две с лишним тысячи слушателей… — говорил Суслов. — Товарищ Жуков даже не счел нужным информировать ЦК об этой школе. О ее организации должны были знать только три человека: Жуков, Штеменко и генерал Мамсуров, который был назначен начальником этой школы. Но генерал Мамсуров как коммунист счел своим долгом информировать ЦК об этом незаконном действии министра». Затем Суслов повторил эффектно прозвучавшие на Президиуме ЦК слова Жукова о старых котах, потерявших нюх, армейских политработниках, которым дай кинжалы и наклей рыжие бороды, так они всех командиров перережут. Слова Суслова произвели ожидаемый эффект. Присутствующие в зале захохотали, но, спохватившись, быстро смолкли. Кто-то наиболее активный даже выкрикнул: «Позор!»
Не стану подробно пересказывать ход Пленума, его стенограмма опубликована и доступна всем интересующимся.
Оттеню лишь некоторые детали. Дождавшийся своего часа Желтов, он выступал с содокладом, отыгрался в нем за все годы унижений. Брежнев выступал на Пленуме напористо, за сердце не хватался, как это случилось с ним в июне в стычке с Кагановичем. Теперь сомнений, кто победитель, не возникало.
«Откровенно говоря, мы
«Из партийных и советских работников на Пленуме почти никто не выступал, но зато выступили единым фронтом большинство маршалов, которые при мне занимали должности заместителей министра обороны, и начальник Главного политического управления Желтов, — вспоминает Жуков. (Это и естественно, речь шла о министре обороны, и отец хотел заручиться поддержкой генералитета, а не секретарей обкомов и председателей совнархозов. — С. Х.) Чувствовалось, что они подготовились к тому, чтобы всячески принизить и очернить мою деятельность. Особенно в этом направлении старались Малиновский, Соколовский, Еременко, Бирюзов, Конев и Горшков.
Выступавшие сводили дело к тому, что я якобы игнорирую партполитработу в армии, пытаюсь оторвать армию от ЦК и прочее… В своих выступлениях они старались наперебой дискредитировать мою деятельность, всячески принижали мои заслуги в годы Великой Отечественной войны, договариваясь при этом до явного абсурда и фальсификации.
Даже Хрущев и тот вынужден был одернуть маршала А. И. Еременко, который в пылу своей крикливой речи сказал: “А что Жуков? Говорят, он осуществил личное руководство Сталинградской битвы, а его там и не было”.
Хрущев: “Ну, Андрей Иванович, ты это зря. Жукова как полководца мы знаем хорошо. У кого не выходило на фронте, у Жукова всегда выходило и выходило хорошо”».
Отец не раз повторял, что военные сродни писателям, — никак не могут разделить славу, при первой возможности начинают обливать друг друга грязью.
Что же до планирования Сталинградской операции, то, согласно документам Генерального Штаба, координировал ее подготовку и проведение генерал Василевский. Он занимался ею в Москве, он же выезжал в расположение оборонявшегося из последних сил, а теперь подготавливающего контрудар Сталинградского фронта его командующему Еременко и нависавшему сверху уступом над немецкими порядками Донского фронта генералу Рокоссовскому. Там тоже готовились к прорыву немецких позиций. Жуков появлялся в Сталинграде эпизодически, наездами, он, как я уже писал, в это время организовывал наступление под Ржевом. Вспоминать о нем Георгий Константинович не любил и не вспоминал. О своих поражениях военачальники обычно стараются не говорить.
В ответ на реплику Хрущева, к Сталинграду впрямую не относившуюся, присутствовавшие на Пленуме военачальники начали вспоминать, приезжал ли Жуков в Сталинград, а если да, то когда и сколько раз?
Отец, находившийся на Сталинградском фронте до окончания операции, активно включился в это импровизированное расследование. Сошлись на том, что Жуков точно появился на Сталинградском направлении летом, когда город как раз начали бомбить.
«Страшное дело, — вспоминал отец, — весь город в огне». Жуков попытался организовать контрудар с севера, но неудачно. Войска понесли большие потери, но немцев не только не отбросили от Волги, но даже не остановили. Жуков доложил Сталину, что город не удержать, и уехал.
Кому-то припомнилось, что перед наступлением он появился в расположении войск Еременко, а затем Рокоссовского. Другие стали возражать. Хрущев стал на сторону первых. Правда, Жуков тогда у них останавливался ненадолго, спешил на Западный фронт, объявил, что именно там, под Ржевом, на Московском направлении, он одержит решительную победу, погонит немцев на запад. Сталинград же ему поможет, наступление на Волге лишит противника маневренности, не позволит перебросить подкрепления под Ржев.
После поражения под Ржевом и окружения армии Паулюса под Сталинградом Жуков снова приехал к ним, злой, донельзя расстроенный своей неудачей и, видимо, завидовавший более удачливому генералу Еременко. Отец тогда в одном из разговоров посетовал, что войск у них маловато, кольцо окружения получилось жиденьким, если Паулюс решит прорываться, он легко сомнет наши части и уйдет.