Никита Хрущев. Реформатор

Хрущев Сергей

Правда, у поэта достаточно и поклонников, восторженных почитателей его таланта. Но пока дело не «прояснилось», издательства не торопятся с новыми публикациями, а это бьет и по карману, и по себялюбию. Проходит месяц, за ним другой, настроение меняется. Если в 1957 году Пастернак написал «Смягчается времен суровость», то на переломе 1958-го и 1959 года звучит безысходное:

Я пропал, как зверь в загоне, Где-то люди, воля, свет, А за мною шум погони, Мне на волю хода нет… ‹…› Что ж посмел я намаракать, Пастернак

я и злодей? Я весь мир заставил плакать Над красой земли моей. Все тесней кольцо облавы, И другому я виной — Нет руки со мною правой — Друга сердца нет со мной. Я б хотел с петлей у горла, В час, когда так смерть близка, Чтобы слезы мне утерла Правая моя рука…

По одной версии, Пастернак «по неосторожности» подарил копию этого стихотворения с автографом английскому журналисту Энтони Брауну, по другой — не подарил, а попросил его передать своей почитательнице во Франции Жаклин де Пруайяр. В новом варианте он заменил две последние, обращенные к его давней подруге Ивинской, очень личные строфы о «руке, которая утерла бы поэту слезы», которыми завершалось стихотворение, четверостишьем, имевшим иное, политическое, звучание:

Но и так, почти у гроба, Верю я, придет пора — Силу подлости и злобы Одолеет дух добра.

Браун письмо взял, но вместо того чтобы отдать стихотворение адресату, распорядился полученной копией по-своему.

Версий много, но результат один — стихотворение ушло из рук автора. 11 февраля 1959 года его под «политическим», и я бы сказал, провокационным заголовком «Нобелевская премия», опубликовала консервативная лондонская газета «Дейли мейл». Совсем было сошедший на нет скандал в начале 1959 года разгорелся с новой силой, на сей раз уже с участием отца. В одном из своих выступлений он даже назвал Пастернака «паршивой овцой», заведшейся в советском здоровом стаде. 27 февраля 1959 года на Президиуме ЦК Суслов докладывал «О Пастернаке Б. Л.» Председательствовал отец. Кроме Суслова выступили Микоян, Хрущев, Фурцева, Шелепин и специально приглашенный на заседание Генеральный прокурор СССР Руденко. Ему поручили сделать Пастернаку «предупреждение от прокурора…», постращать его, чтобы прекратил «враждебную работу».

Руденко не спешил, вызвал к себе Пастернака только 14 марта, тот повинился в неосторожности и «осудил эти свои действия».

В отчете о беседе Руденко отметил, что «на допросе Пастернак вел себя трусливо. Мне кажется, что он сделает необходимые выводы…»

Ничего удивительного и ничего предосудительного в таком поведении я не нахожу. Пастернак — поэт, а не борец с режимом, к тому же человек по натуре ранимый.

На этом дело Пастернака окончательно закрыли.

Летом 1960 года поэт Борис Леонидович Пастернак умер от рака легких. 1 июля его похоронили на кладбище подмосковного писательского поселка Переделкино.

Хоронила его вся фрондирующая литературная Москва. Его «Доктор Живаго» стал политическим символом эпохи, наряду с «секретным докладом» Хрущева и «Архипелагом ГУЛАГ» Александра Солженицына.

Саратовский комбайн

Когда в середине XIX века американцы изобрели комбайн, моторов к нему еще не придумали, и его тащили по полю восьмеркой лошадей. Затем лошадей сменил трактор-фордзон. Такие комбайны попали и в Россию. Комбайн и трактор скопировали и наладили собственное производство.

В XX веке там же, в Америке, начали выпускать самоходные комбайны, они и удобнее, и производительнее. Приступили к работе над самоходным

комбайном и у нас, но когда доложили Сталину, он отнесся к американской новации неодобрительно. Ставить мотор и на трактор, и на комбайн он посчитал расточительностью. Весной трактор тащит за собой плуг, пашет, осенью на уборке тот же трактор буксирует комбайн. Один мотор работает круглый год, не простаивает. Может быть, в тридцатые годы такая экономия и имела смысл. Теперь же времена изменились, моторы производились в избытке, но старый запрет продолжал действовать. На полях трактор, волочивший за собой комбайн, разворачивался с трудом и выглядел анахронизмом. К тому же тракторы постоянно требовались для работ то на ферме, то на стройке, а выпрячь их в уборочную страду из комбайна и думать не смей.

В стране в то время насчитывалось около ста тысяч прицепных комбайнов. Если их все переоборудовать в самоходные, выгода получалась огромной. Идея носилась в воздухе. Ее подхватили саратовские комбайностроители, приладили на прицепной комбайн мотор и трансмиссию от трактора, соединили их шкивами с комбайновой косилкой-молотилкой, и самоделка заработала. Саратовский «самоходный комбайн», не один, а пара десятков, проработали всю уборку и показали себя много лучше прицепных. В день убирали зерно с большей площади и горючего расходовали меньше. Ведь теперь мотор тянул не трактор с комбайном, а один комбайн.

В сентябре или октябре на совещании у Хрущева, докладывая о ходе уборки, саратовцы рассказали о своем нововведении. Отцу саратовская самоделка понравилась. На вопрос, можно ли их опыт распространить на всю страну, секретарь обкома Алексей Иванович Шибаев ответил, что все у них сделано профессионально, выпущены чертежи, проведены испытания. У отца не было никаких оснований ему не верить, да и Шибаев не врал, на уровне самоделки они все сделали добротно.

16 октября 1958 года газеты опубликовали информацию об инициативе саратовцев. Секретарь ЦК Николай Григорьевич Игнатов, он в те дни замещал отца, который после короткого отпуска на юге, инспектировал поля в Краснодарском крае, провел специальное совещание, посвященное переделке всех ста тысяч наличных прицепных комбайнов С-6 в самоходные, и поручил, присутствовавшему там заведующему Сельскохозяйственным отделом Бюро ЦК по РСФСР Мыларщикову договориться с Госпланом об организации работ. Тот позвонил Владимиру Николаевичу Новикову, председателю Госплана Российской Федерации. Что произошло дальше, я произвожу по воспоминаниям Новикова.

По профессии вооруженец-пушкарь, Новиков невоенные отрасли промышленности не жаловал, а уж сельскохозяйственное машиностроение вообще за машиностроение не считал. А тут какие-то, пусть и поддержанные Хрущевым, периферийные рационализаторы. Переделка ста тысяч комбайнов — не шутка, требовалось подключать заводы, выпускать серийно пригодные чертежи, проводить новые испытания. А главное, с таким трудом сверстанные годовые планы летели в тартарары. Новиков встал на дыбы и «отбрил» Мыларщикова. Мыларщиков пригрозил Новикову, что нажалуется Хрущеву. Новиков поостыл, и они договорились: к весне 1959 года переделать пару тысяч комбайнов в самоходные, летом их испытать, посмотреть, что получится.

Задание на переделку комбайна Новиков спустил не Саратовскому, а Ростовскому заводу. Он знал, что делал. Ростовчане не имели ни малейшего желания реализовывать навязанную им сверху «чужую» разработку. В то время они спроектировали и запускали в производство свой собственный самоходный комбайн. Они работали без охоты, из-под палки. Узнав, что дела у ростовчан обстоят не ахти как, Мыларщиков потребовал подключить к эксперименту другие заводы, чтобы посмотреть, у кого лучше получится.

Работы завершились в два с небольшим месяца, и уже концу декабря 1958 года экспериментальные образцы комбайнов, переделанных из прицепных в самоходные, привезли в Москву на ВДНХ. Мыларщиков хотел показать их Никите Сергеевичу. Новиков, в свою очередь, приказал доставить туда же опытные образцы других самоходных комбайнов.