Никита Хрущев. Реформатор
Шрифт:
Кеннеди остановил свой выбор на Гарвардском профессоре-экономисте Джоне Гэлбрейте, авторе теории современного индустриального общества, в котором происходило, по его мнению, сближение двух противоборствующих социальных систем, на фоне экономического прогресса и социализации общества сглаживались политические и идеологические противоречия. В результате капитализм и социализм найдут общий язык, совместно синтезируют новое общество всеобщего процветания. Эту теорию назвали конвергенцией, от латинского слова «convergo» — схождение. Термин, ранее использовавшийся в биологии для обозначения «возникающего в процессе эволюции, вследствие единства обитания в близких внешних условиях и одинаковости направления естественного отбора,
Предложение Кеннеди повергло Гэлбрейта в ужас: вот так, за здорово живешь, бросить успешную академическую карьеру, променять ее на Госдепартамент, да еще отправиться в Москву учить Хрущева рыночной экономике. Хрущева, который само слово это почитает за бранное. С другой стороны, президенту страны не откажешь, и не просто президенту, а старому доброму знакомому. Гэлбрейт все же произнес: «Нет». Кеннеди его долго уговаривал, объяснял, что Советский Союз на распутье и оттого, куда сдвинется экономика российского гиганта, в сторону большей децентрализации и свободы принятия управленческих решений или развернется назад к жесткой командной вертикали, зависит не только судьба СССР, но и будущее его соседей-союзников и соседей-соперников. Естественно, президента, в первую очередь, интересовало благосостояние его собственной страны, США, но в современном мире все так взаимосвязано.
«Рассказ из первых уст о том, как устроена современная мировая экономика, о ее достижениях и потенции наверняка заставит Хрущева задуматься, — убеждал Гэлбрейта Кеннеди. — Не зря он в своих выступлениях ссылается на опыт капиталистической Америки даже чаще, чем на труды Ленина. Кроме вас, Гэлбрейт, такая миссия в США никому не под силу».
Кеннеди попал в точку, отец не только ссылался на опыт капиталистов, но и, где считал полезным, заимствовал их достижения. Другими словами, интуитивно-эмпирически реализовал в своей социалистической практике идеи конвергенции, проповедывавшиеся гарвардским профессором. Не имеет смысла гадать, но Хрущев и Гэлбрейт имели все возможности найти точки взаимопонимания. Если бы, конечно, встретились, но…
О том давнем разговоре с Кеннеди мне рассказал в середине 1990-х годов сам Гэлбрейт. Несмотря на свои девяносто лет, он продолжал преподавать в Гарвардском университете в Бостоне.
— На меня слова президента произвели впечатление, — признавался Гэлбрейт. — Я заколебался.
Гэлбрейт дрогнул, но не сдался. Они договорились встретиться еще раз, но не встретились. 22 ноября 1963 года Кеннеди убили, через год отрешили от власти Хрущева. Новый президент США Линдон Джонсон о существовании гарвардского профессора экономики, скорее всего, и не подозревал, а уж советовать советским руководителям, как им лучше обустроить свои дела и вовсе не собирался. В свою очередь преемники отца — Брежнев и даже Косыгин в советах западных профессоров-экономистов, тем более американских, не нуждались, иностранных послов к себе на дачи не приглашали и задушевных бесед с ними не вели.
Перекроить Советский Союз на американский лад Хрущев, конечно бы, Гэлбрейту не позволил,
«То же самое, только в другой цвет выкрашено»
20 августа 1963 года отец отправляется в двухнедельный отпуск в Югославию. В отпуск он едет, как обычно, со всей семьей. Тито предложил отцу расположиться на острове Бриони, по соседству с его собственной резиденцией. Так можно комфортно отдохнуть и о многом поговорить.
Но отпуск отца только назывался отпуском. Главная его цель — самому пощупать югославский социализм, понять, чем их экономика отличается от нашей, и если отличается в лучшую сторону, то все хорошее перенять. Возможно, в Югославии знают ответ на вопросы, которые он задает себе все последние годы.
Поблагодарив хозяев за приглашение на остров Бриони, отец попросил Тито устроить ему поездку по стране, с заездом на промышленные предприятия и в сельские кооперативы. Тито с готовностью согласился, он гордился своей страной, не упускал случая похвастаться относительно зажиточной жизнью югославов. Ему льстило, что Хрущев после многолетних споров и взаимных претензий наконец-то решил у них поучиться.
Расписание и маршрут поездок согласовали быстро. Отпуск получался насыщенным — посещение шахт, заводов, кооперативов. От себя Тито добавил еще визиты в столицы всех союзных республик, иначе там кто-то может на него обидеться. В результате на пляжи времени почти не осталось.
Набираться югославского опыта отец решил не один, пригласил к себе в компанию секретарей наиболее авторитетных обкомов, Московского и Ленинградского Николая Егорычева и Василия Толстикова и секретаря ЦК, ответственного за социалистические страны, Юрия Андропова. Позвал он их с дальним прицелом. В Москве к югославам многие продолжали относиться с подозрением. Если по возвращении домой речь зайдет о применении югославского опыта, отец предпочитал сражаться с оппонентами не в одиночестве. И вообще, в таком «скользком» деле хорошо иметь при себе свидетелей.
В Белграде отца встречал почетный караул, в ответ он произнес несколько приветственных слов, затем прошла церемония возложения венков к могиле Неизвестного солдата. В выступлениях Хрущева иностранные агентства особо отметили его слова о том, что «Советский Союз готов сделать шаг к дальнейшей демократизации своего общества». Отец имел в виду проект новой Конституции, работа над которой вступила в завершающую фазу.
Вкратце опишу, как «отдыхал» отец.
21 августа, на следующий день по прилете, отец, и мы все вместе с ним, едем на тракторостроительный завод в пригороде Белграда Раковице. Там он долго разговаривает с директором, председателем Рабочего совета и заводчанами.
22 августа отец в столице Македонии Скопье, ее недавно разрушило сильное землетрясение, город лежит в развалинах. Разбирать их помогают советские саперы. Они прибыли в Скопье из Венгрии.
23 августа отец перелетает в Цетинье — столицу Черногории, это, как и в Македонии — дань вежливости.
24 августа он весь день проводит у кораблестроителей в Сплите (Далмация), а вечером переправляется катером из соседнего Дубровника на остров Бриони. Здесь мы проводим четыре дня, отец — в разговорах с Тито, а все остальные блаженствуют на пляже, плещутся в непривычно соленом Средиземном море. Купание прерывается экскурсией на президентской яхте вдоль Истрийского побережья с посещением древнеримского амфитеатра и курорта «Золотые скалы».