Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы
Шрифт:
Какого рода военной сверхдержавой мог стать СССР при подобных ограничениях? Хрущев решил опираться главным образом на стратегическое ядерное оружие и средства его доставки или, в силу того что надежные советские межконтинентальные ракеты в основном не были готовы для дислокации, хотя бы делать видимость, что Советский Союз располагает большим количеством ракет, чем есть на самом деле. Хрущев был уверен, что может играть на нервах противников, угрожая им ядерным ударом, не имея намерения таковой осуществлять. Испробовав эту тактику во время Суэцкого кризиса и убедившись в ее действенности, он вновь прибегнул к ней во время берлинских событий и попытался повторить на Кубе. Но блеф и угрозы Хрущева не столько устрашили, сколько встревожили противников, заставили мобилизоваться и оказать сопротивление,
Сергей не просто дает общую панораму событий, он подробно описывает все этапы хрущевской внешней и военной политики, прослеживая их год за годом, неделя за неделей и даже, в случае Карибского кризиса, час за часом. Что так ускорило развитие имевшейся у Советов военной техники и когда она появилась? Никакая другая информация не была столь засекречена во время «холодной войны». Теперь она перед вами. Насколько Хрущев на самом деле разбирался в военных делах, как он использовал свои знания, чтобы управлять военно-промышленным комплексом, и как последний пытался управлять им самим? Благодаря Сергею мы вместе с его отцом присутствуем в КБ, проектирующих ракеты, и наблюдаем за испытанием нового оружия на полигонах. Мы становимся свидетелями того, как конструкторы ракет и военные стратеги неустанно поддерживают Хрущева, а потом приходят в ужас от его постоянной критики устаревших видов обычного вооружения, пропаганды огромных возможностей ядерного оружия, от его идей, которые он высказывал в последние два года пребывания у власти, о замене огромной, основанной на призыве армии на профессиональные войска, формирующиеся по милиционному принципу.
Несмотря на то что Сергей Хрущев искренне восхищается отцом, он не делает из него иконы. Хрущев был соучастником сталинских деяний, его раздирали противоречия: что сделать со сталинским наследием и как реагировать на разведывательный полет американского У-2. Он оказался совершенно неспособен продумать политику в Берлине и на Кубе. Его взрывной характер и безрассудство часто шли ему во вред. Но в отличие от прочих сталинских помощников он все-таки сохранял человечность, по-своему заботился о благосостоянии народа и имел смелость идти на риск тогда, когда считал это правильным.
Некоторые идеи Хрущева, например сокращение обычного вооружения и опора на минимальное количество ядерного оружия, оставили у его преемников впечатление «безрассудного прожектерства» — такой ярлык они навешивали на Хрущева, стараясь его дискредитировать. Но, как отмечает Сергей, подход его отца к решению некоторых вопросов предвосхитил линию, принятую Советским Союзом и Соединенными Штатами двадцать пять лет спустя. Во времена Леонида Брежнева взятый Хрущевым курс был полностью пересмотрен и началось повсеместное размещение обычного и ядерного вооружения. Но к концу 1980-х годов обе сверхдержавы пришли к тому, что лучше иметь минимальное количество ядерных средств устрашения и одновременно сокращать обычные виды вооружения. Примерно того же пытался добиться Хрущев — безусловно, без той твердости и открытости, которые позволили Горбачеву подойти к далеко идущим соглашениям с американскими партнерами еще до окончания «холодной войны». То, что Хрущев не сумел пойти дальше, несколько умаляет его и без того неоднозначную роль в политике. Но то, что он предвидел более разумный тип международных отношений, является одним из его главных достижений.
Уильям Таубман,
профессор политических наук,
Амхерст Колледж (США)
Пролог
Воскресным предвечерьем 28 октября 1962 года стояла обычная осенняя погода — тепло лета безвозвратно ушло, а зима еще только подступала.
Тротуары Москвы пенились водоворотом прохожих, торопившихся по своим делам. Машин на улицах было немного, двигались они бесшумно. Сигналить в городе недавно
Нервничать было из-за чего. В машине сидел ответственный товарищ, низенький кряжистый человек с большой головой. Редкие рыжеватые волосы едва прикрывали обширную лысину. Толстые короткие пальцы нервно теребили красный пакет, запечатанный пятью сургучными печатями. На пакете явственно виднелись большие черные буквы: Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза. Более ничего, никакого адреса.
Сидящему в «Чайке» человеку беспрекословно подчинялись все газеты, журналы, радио и телевидение. В пакете лежали отпечатанные на машинке листки с ответом Председателя Совета министров СССР Никиты Сергеевича Хрущева на письмо президента Соединенных Штатов Америки Джона Фицджералда Кеннеди.
Мир подошел к грани катастрофы, каждую минуту могло произойти непоправимое. Поэтому решили на этот раз не отправлять послание по обычным каналам, которыми следует переписка глав государств и правительств, а немедленно передать его по Московскому радио. Шаг необычный в международной практике, но эффективный: уже через несколько минут на столе у адресата будет лежать наш ответ. Общеизвестно, что службы радиоперехвата в США работают оперативно.
Речь шла об установке на Кубе советских баллистических ракет средней дальности с ядерными зарядами. Только такая отчаянная мера, по мнению советского руководства, могла удержать Америку от повторения прошлогодней апрельской авантюры с высадкой десанта на пляжах Плайя Хирон.
Ни Хрущев, ни его коллеги по Президиуму ЦК не могли предсказать реакцию в США на этот шаг. Ведь установка ракет производилась по взаимному согласию между двумя союзными государствами — Кубой и Советским Союзом — и, казалось, никому не угрожала. Трудно вообразить маленькую Кубу, даже с несколькими десятками ракет, посаженных в пальмовых рощах, представляющей опасность для своего могучего соседа.
Однако мышление американцев основывалось на других принципах. Соглашение между СССР и Республикой Куба рассматривалось как недопустимое вторжение в Западное полушарие. США этого не могли стерпеть, поднялась буря. Морской карантин, угроза воздушной атаки, непрестанные полеты самолетов-разведчиков над островом и, наконец, объявление о повышенной боевой готовности вооруженных сил подвели мир к грани войны.
Смертельность ядерного столкновения хорошо понимали по обе стороны океана. Войну считали недопустимой и Председатель Совета министров СССР, и президент США. Однако мало не хотеть войны, надо было найти те единственно верные шаги, которые не дали бы ей разгореться. Оба руководителя отдавали себе отчет в том, что если позволить ситуации выйти из-под контроля, то столкновение неизбежно.
Шел постоянный обмен посланиями. Предлагались и отвергались один вариант за другим. Советские предложения оказывались неприемлемыми для американцев, американские — для нас. Напряженность возрастала. В США все настойчивее требовали наказать строптивых кубинцев, хирургическим воздушным ударом уничтожить ракетные базы. Президент не соглашался с горячими головами, понимая, что подобные действия неизбежно вызовут ответный удар. О том, что может произойти затем, не хотелось и думать…
Когда страсти, казалось, накалились до предела, брат президента министр юстиции США Роберт Кеннеди встретился с советским послом Анатолием Добрыниным. Беседа носила неофициальный характер. Кеннеди выглядел смертельно уставшим, покрасневшие белки глаз свидетельствовали о ночах, проведенных без сна.
Кеннеди охарактеризовал положение как крайне опасное. Сказал, что президент с трудом сдерживает натиск военных, требующих высадки десанта на Кубу. Он считал, что ситуация в любую минуту может выйти из-под контроля. Поэтому он и обратился от имени президента с просьбой о незамедлительном положительном ответе Кремля на послание американского руководителя.