Никита Никуда

Грим

– Изгнать из нашего общества...

– Вырыть ямочку и закопать...
– сказала Машенька с дерева.

Ребенок, грустный и грязный, в ожидании худшего, открыл рот и заревел.

– Привязать к дереву, на обратном пути заберем, - гуманно посоветовал мальчик с рожками.

– Убить...

– Ах, нельзя ребенка убить, - сказала Ботаника.
– И ждать времени нет, пока вырастет. Пусть он уйдет и всё.

– Чо, чадо-юдо, не понял приговора?
– спросил тот, что незаметно от педагога, имел пистолет.
– Прогоните его, пацаны. И бегом, а то родители по тебе

соскучились.

Мальчик пятясь и продолжая плакать покинул поляну, но уйти одному в лес решимости у него не хватало. И лишь когда прочие дети стали бросать в него сучьями, как при игре в городки, он повернулся и убежал.

– Он, наверное, заблудится или волки его съедят, - сказала Машенька.

– Ничего не заблудится, - заверила Ботаника.
– Слышали утром стрельбу? Здесь, наверное, рядом пионерский лагерь. Они его приютят. Ах, дети, слышите? Это, наверное, жаворонок или стриж.

– Это Соловьева свистит. Кравчука подманивает.

Девочка, оставшаяся возле пожарного, пыхтя и цепляясь за его мундир, лезла по нему вверх. Майор не препятствовал, только смотрел сверху вниз с кляпом во рту на нее настороженно. Девочка же, взобравшись и дотянувшись, вынула кляп у него изо рта и сползла на землю.

– Сударыня!
– тут же возопил Семисотов. Учительница обернулась.
– Господа!

– Ну потерпите, вы же военный, - откликнулась сударыня.
– Поиграют и отстанут от вас. Брось эту травку, Танечка, она плохая. В конце концов, можно лопатой как-нибудь дров нарубить. Кравчук! Не тычь в него сукой.. сучкой.. суком.. сучком.. Тьфу!
– И отвернулась сердито. Видно, серия обмолвок ее раздосадовала.

– Зачем, дура, кляп вынула?
– накинулся на девочку мальчик-Кравчук.

– Чтобы мог кричать, - сказал девочка, вынимая из кармашка коробочку, а из коробочки спичку.
– Неинтересно, если кричать не будет.

Прекрасное, но грязное дитя, оно чиркнуло о коробок и бросило спичку на сухие иглы. Трын-трава вспыхнула, словно синь-порох. Майор заплясал на месте, насколько позволяло его положение и самолюбие, разбрасывая ногами горящие ветки. Кто-то крикнул от ужаса: Пожар! Семисотов тоже что-то вопил, ближайшие к нему мальчики затоптали огонь.

Девочка пустилась в плач.

– Зачем ты девочку огорчил?
– напустилась на Кравчука Ботаника.
– Нельзя, дети, курить, это пожароопасно. И не нужно поджигать людей, Танечка. Иди ко мне, я тебе глазки вытру.

Попытка инквизиции над майором хоть и закончилась благополучно, но облегчения ему не принесла. К нему тут же подступили дети постарше.

Только двое - с плеерами - танцевали, обнявшись, каждый под свою музыку и не принимали участия в истязании.

– Ты дотанцуешься, Пахомова, - сказала училка девочке с плеером.
– Мальчишки есть мальчишки. Потанцуют и бросят. А ты, Пахомова, потом куковай... то есть, кукуй одна.

– Кто с тобой? Где казна? Сколько оружия? Есть ли вертолеты?
– приставали к майору ушлые юноши.

Как на грех воздух зарокотал, завибрировал, и из-за верхушек сосен показался вертолет.

– Ваш?

Вертолет, к майорову счастью, не стал задерживаться, пролетел над поляной.

–

Повесить его повыше. Пусть развевается на ветру, - сказал тот, что был с пистолетом, сооружая петлю.

Маринка дернулась.

– Постой, - попридержал ее я.
– Может, он действительно знает больше, чем нам говорит.

– Хочешь полковником стать, майор? Получить повышение через повешенье?

– Лучше его использовать в качестве хавчика, - возразил ему его приятель.
– Нам еще идти и идти.

– Тащить его с собой? Так ведь и хавчик кормить надо.

– Я умею котлеты... по-киевски... Знаю рецепт...
– забормотал майор.

– Вот, дети, Matricaria recutita, - говорила меж тем Ботаника группе собравшихся возле нее в основном девочек.
– Ромашка, правда аптечная. Однолетнее растение семейства сложноцветных. Ее белый цветок содержит пестики и тычинки. А также горечь неразделенной любви. Но это только в том случае, если гинецей и андроцей не тяготеют друг к другу. Или один тяготеет, а другой нет.
– Она секунду взгрустнула.
– Если этой горечью опоить мужчину...

– Что такое любовь?
– спросила одна из слушательниц.

– Ах, дети, это такая тяга... Эта тяга, дети, сильней, чем тяга к знаниям. Это такая... Это такое... Соловьева и Кравчук! Прекратите петтинг!

Юноши отвалили от Семисотова посмотреть на петтинг, и таким образом участь майора оказалась отсрочена вновь. Шоу с веревочкой было отложено.

– Шла б ты в этих шортах знаешь куда...
– злобно себе под нос произнес Кравчук.

– Когда будем проходить анатомию, мы с вами подробней поговорим, - продолжала, не слыша его, учительница.
– Но уже сейчас я могу сказать, что любовь таит в себе много опасностей. Можно, например, заразиться гриппом. А можно сойти с ума. Как Джульетта, - сказала Ботаника, помешивая варево.

– Извините, - подал голос со своего конца поляны Семисотов.
– Это вы сами... есть будете?.. Или хотите отравить кого?

– В чем дело, военный?

– Запах зловещий... Грибной ? 7... То, что вы называете шампиньон, на самом деле бледная поганка.

– Хватит выёбываться, - сказала ему педагогиня.
– Простите, дети. Не слушайте его. Я уже два с половиной года курс 'Новой русской ботаники' преподаю и проповедую. Он ошибается или врет. Ему с того места не видно. Поганки так рано не водятся. Я сама первая буду есть. Едущие вместе эту еду будут жить долго и счастливо.
– Она действительно зацепила ложкой из котелка гриб и проглотила.
– Видите? Ничего со мной не случилось. Хотя суп до готовности еще не готов.

– То есть, как врет?
– загорячился пожарный.
– Едущиеся вместе...
– Он волновался пуще прежнего.
– Ядущие этот яд... фаллоидин... через двенадцать часов... через неделю летальный... пожелать вам спокойного супа...

Девочка со спичками продолжала таскать травку и веточки, но незаметно, подкладывая их ко стволу сзади. Потом вновь вынула из кармашка спички, которые забыли отнять.

Тут я не выдержал: повторная попытка поджога; суп-сюрприз из поганых грибов. Я кивнул Маринке, изготовился и привстал.