Никогда не было, но вот опять. Попал
Шрифт:
— Да я, собственно, предлагаю забыть все эти мелкие недоразумения, что между нами случились. Подумаешь: вы меня пытались убить, я вам хотел горло перерезать. Ничего страшного. Дело-то житейское. Пусть это останется в прошлом. У меня, знаете, еще есть немного брюликов, да и зеленые камушки имеются. И я бы хотел их куда-нибудь пристроить, к нашей с вами обоюдной пользе. Как вы на это смотрите уважаемый господин Гуревич?
Тот некоторое время помолчал и, окончательно взяв себя в руки, произнес:
— Я уже вам говорил, что в нашем городе такие бриллианты
— Ой не парьте мне мозг. Никогда не поверю, что у вас нет связи с Питером или Москвой.
— А расходы на перевозку! А еще расходы на безопасность. Путь-то далекий и всякое может случиться.
— А еще чиновникам надо отстегнуть, попам занести, полиция опять-же. — Задумчиво добавил я. Потом спросил:
— Неужели в городе нет людей, которые могут себе позволить дорогие вещи?
— Богатые люди у нас есть, но это по большей части купцы. А они люди прижимистые и деньгами почем зря не сорят. Они их в оборот пускают.
— Понятно! — Пробормотал я.
Похоже не врет ювелир. Барнаул конца девятнадцатого века, городишко небольшой и пристроить не честно заработанные брюлики, здесь мне будет затруднительно. Хотя, что это я. Если нет на что либо спроса, нужно этот спрос создать.
Вспомнилось, что видел в интернете фотографию молодой Матильды Кшесинской и очень удивился, что такое нашли в ней великие князья, с цесаревичем во главе. По мне так коряга корягой с лицом хитрой стервы, а они на перебой передавали ее друг другу и бриллиантами обвешивали.
А брюлики ребята где брали? Конечно же у ювелиров покупали. А у нас тут и брюлики есть и ювелир в наличии. Нет лишь Малечки Кшесинской. Но что такого из ряда вон ценного скрывала у себя под подолом эта польская еврейка? Наверняка и в нашей глуши можно отыскать вполне симпатичных девиц «с низкой социальной ответственностью». Тут главное как подать даму. А не замутить ли в Барнауле «Кафе-шантан» с пением и плясками, где эти самые дамы под веселую музыку высоко задирают ноги и визжат, а жирные купцы, потея, пытаются разглядеть чего это они прячут у себя под пышными юбками. Идея интересная. А не впарить ли ее продошливому еврею? Начал издалека:
— Уважаемый господин Гуревич вы немецкий язык знаете? Не знаете! А идиш? Я конечно не специалист в области языкознания, но читал где-то, что идиш это почти немецкий. Не так? Ну значит соврали. Я к чему это! Есть такая толстая, но очень умная книга на немецком языке — «Капитал» называется. Не читали? Нет. А зря. В этой книге автор, некий Карл Маркс, очень хорошо про деньги написал. Разложил подлец по косточкам, что такое деньги и откуда они берутся. Так вот там в книжке говорится, что если на ваш товар нет спроса, то его, спрос, то есть, нужно создать.
Гуревич с обалделым видом уставился на меня. Похоже дядя скоро совсем кукухой поедет от такой моей начитанности. Ухмыльнувшись, я продолжил:
— Вижу господин Гуревич, что вы совершенно не в курсе современных экономических воззрений. Ну а в Париже-то вы хоть бывали?
Я замолчал и стал со значением смотреть на бедного еврея, который похоже окончательно уверился в моей ненормальности и тихонько помалкивал, боясь рассердить неуравновешенного бандита, за которого меня принимал. И надо признатся основания у него были. Нехилые такие основания. Полюбовавшись на понурую физиономию сказал:
— Что-то вы сегодня квелый какой-то. Соображаете плохо. Ну да ладно! Я хочу предложить вам такой же «Мулен руж» организовать у вас здесь в Барнауле. Публики чистой в городе много. Думаю, что дело само по себе будет прибыльное, ну и торговлю драгоценностями наверняка оживит. Знаете как говорят у нас в Париже: «Лучшие друзья девушек это бриллианты». Так что подумайте над моим предложением. Если надумаете, то я в доле. Вложусь деньгами и песнями. Ну, а пока позвольте откланяться. Окончательно не прощаюсь, зайду на днях.
Поднялся со стула взял тросточку и подойдя к двери оглянулся:
— Да чуть не забыл! Не вздумайте рассказать обо мне своему человеку в полиции. Для вас это будет смертельно, да и прикормленному вами полицейскому не поздоровится. Так что сидите тихо и дышите в тряпочку, а мои люди присмотрят, чтобы вас никто не обидел. Адью!
Выйдя в торговый зал, увидел забавную картину: приказчик сидел на полу с синяком под глазом, а над ним мрачной глыбой нависал Митька и сверлил того взглядом ничего хорошего бедному еврейчику не обещавшему.
— Тор, что тут у вас?
— Да вот крысеныш смыться хотел. Меня палкой огрел и к дверям кинулся.
— Во как! — Удивился я разглядывая боевого еврейского хлопца, который подняв голову с ненавистью посмотрел на меня. — И как это он смог к тебе так тихонько подобраться? Ты тут заснул что-ли?
— Да нет. Я это… — Смущенно промямлил Митька.
— Это? Что еще за это?
— Сережки я хотел посмотреть. Только наклонился, а тут этот с дубьем…
— Сережки…? Где они?
— Вон там под стеклом. — Мотнул головой Митька.
Блин! Вот и доверяй этим долбодятлам. Сережки он хотел посмотреть! Хм! Никак зазноба у Митьки в деревне завелась, наверное подарок хотел ей сделать.
— Та-ак! Ну-ка ты, террорист недоделанный. — Подозвал я приказчика. — Подай-ка сережки. Тор какие тебе понравились?
— Вот эти с синим камушком. — Указал Митька на простенькие серебряные сережки с синей стекляшкой.
Подошедший приказчик неохотно выдвинул ящик и, достав сережки, положил их на стекло, рядом с царапинами, оставшимися после моего первого посещения.