Никогда не говори «навсегда»
Шрифт:
«А может быть, Нелли с Германом вовсе и не собираются убивать моего сына! — пришла ей в голову другая мысль. — А что, если они только хотят напугать меня? Просто заставить поволноваться… Фаина сказала — не всякий отважится отнять у другого человека жизнь. Тем более — у ребенка! Нелли с Германом не могут быть такими извергами, они просто хотят меня напугать!»
Катя тихо засмеялась.
А потом, совсем некстати, вспомнила, как они зимой были с Алексеем в квартире у Петренко, что на Рождественском бульваре. Петренко дал им ключи. Они с Алешей пили вино,
— Как кровь… — прошептала Катя, сжимая ледяные руки. — Вино на ковре было похоже на кровь! Именно тогда у меня возникло странное предчувствие… Это был знак!
Она заплакала, но быстро взяла себя в руки.
Села с ногами в широкое кожаное кресло. Рядом, на изящном журнальном столике, стоял городской телефон. Возле него — Катин сотовый. Она обещала Ганину быть на связи. Гриша Ганин поможет. Гриша Ганин тоже любит своего сына и не хочет, чтобы с ним что-то случилось…
Катя закрыла глаза, и перед ее глазами возник сын.
Он такой светлый! Он весь точно из света, как ангел, — глаза, волосы, кожа. Помнится, первое время его в школе даже дразнили «альбиносом»! Но он был просто светловолосый и светлоглазый мальчишка — весь в отца.
Давным-давно, около двенадцати лет назад, Катя узнала, что ждет ребенка. Как она тогда перепугалась! У нее даже возникла мысль — избавиться от него, избавиться от всякого напоминания о Григории Ганине…
Но она не стала этого делать. По одной простой причине — едва только закончился приступ панического страха, она поняла, что уже любит своего ребенка. И потому сразу же, легко и радостно, смирилась с тем, что он будет! Алевтина Викторовна была в ужасе: «Как же так — одна, без мужа, без денег, безо всего!» Тетки тоже пророчили всякие беды. Баба Лиза сочувственно поджимала губы. Но Кате было уже все равно.
А потом родился ее мальчик.
Первое время, когда он был маленьким, она часто вспоминала Ганина. Как жаль, что они оказались такими разными людьми! В народе это называется — не сошлись характерами… Иногда она представляла, что было бы, если бы Ганин никуда не уезжал. Жили бы они тогда вместе? Раньше Катя была абсолютно и стопроцентно уверена — нет, никогда. А теперь, когда узнала, что Григорий Ганин не такой уж черствый сухарь и сын ему все-таки нужен, она начала сомневаться. Интересно, почему Ганин так изменился? Или он не менялся, а дело было в том, что Катя недостаточно хорошо знала его… И он сам себя тоже не знал!
«Надо было оставить ему Мику! — с запоздалым раскаянием решила она. — Я — плохая мать. Да, плохая. Я кругом виновата. Бедная девочка Поля, зачем ты решила уйти из жизни? Пожалуйста, прости меня!»
Катя была уже в каком-то исступлении, близком к помешательству.
В этот момент раздался звонок в дверь. Точно вихрь, она сорвалась с места, побежала открывать.
Пришел человек от Ганина, из милиции. Катя даже не услышала его имени, когда он представился. Он задал ей еще несколько вопросов и ушел. На ее вопросы отвечать не стал,
Потом позвонил сам Ганин и сказал, что машина Нелли в гараже.
— Нашли? — закричала Катя.
— Нет! — с раздражением сказал он. — Это значит, что они уехали на какой-то другой машине.
— Ганин, не кричи на меня! — задыхаясь, прошептала она.
— Я не кричу, а просто громко говорю… — ответил он более спокойно. — Ты, пожалуйста, не волнуйся — все будет хорошо!
Прошел еще час мучительного ожидания. Снова раздался звонок в дверь: вернулся Ганин. Катя ахнула, когда увидела его, — кажется, он постарел лет на десять.
— Ну! — нетерпеливо воскликнула она.
— Пока ищут…
Он коротко рассказал ей, как обстоят дела, в какой стадии находится расследование.
— Алексея нашли? Что он сказал?
— Еле нашли… Он, оказывается, жил не дома.
— Да? А где же?
— У товарища своего, где-то в центре…
— Наверное, у Петренко, — догадалась Катя.
— Да… Он находился практически в невменяемом состоянии.
— Кто, Петренко?..
— Да нет же, Алексей Караваев твой, вот кто! Пил, не просыхая, целый месяц — с тех самых пор, как похоронил дочь. Ничего не знает, ничего не видел, толку от него никакого…
— А я думала… — прошептала Катя. — Послушай, Ганин…
— Что?
— Если с Микой что-то случится, я не знаю… я тогда умру.
— Перестань! — со злостью воскликнул он и затряс ее за плечи. — Немедленно прекрати, слышишь!
Она заплакала. Даже не заплакала — а тихонько заскулила, как побитая собака.
— Катя, не надо!
Он обнял ее, тесно прижал к себе.
В последний раз он обнимал ее двенадцать лет назад.
Он обнял ее.
Ну надо же было ее как-то утешить! Хотя Ганин прекрасно понимал, что ее сейчас никак не утешить.
— Ганин, мне так страшно… — тоскливо пожаловалась она и положила ему голову на плечо.
— Все будет хорошо, — бормотал он, укачивая ее, точно ребенка. — Катя, Катя, Катенька…
Она плакала. Она так плакала, что покрылась легкой испариной — ладони Ганина, лежавшие на ее спине, почувствовали теплоту и горячую влажность ее тела, пробивавшуюся сквозь тонкий свитер.
Он уткнулся носом в ее шею… и тут с ним произошло нечто странное, сродни тому откровению, которое случилось с ним, когда он впервые понял, что Мика — его сын.
Он вдруг уловил и вспомнил тот тонкий и нежный запах, который шел от Катиного плеча — там, где оно переходило в шею. Тонкий и нежный, не похожий ни на что на свете. Он пробивался сквозь плотную броню лосьонов, кремов, дезодорантов, духов, которыми так любят пользоваться женщины. Запах неведомых цветов? Земли и травы? Далекого леса, облаков? Снега на горных вершинах?..
Ганин снова попытался классифицировать его, этот слабый и тонкий аромат Катиной кожи, но так и не смог. Как и тогда, много лет назад, когда они были вместе и встречали рассвет в объятиях друг друга…