Никогда не говори: не могу
Шрифт:
Обидно. Жизнь проходит, а что за жизнь без приятных сюрпризов? Маета одна. Томление духа. А молодым что? Сплошные хиханьки да хаханьки.
– Вот вы, Андрусюк. – Каменир указал на рослую брюнетку, шушукающуюся с соседом на «камчатке». – Вы, вы. Повторите, пожалуйста, что я только что сказал.
На неохотно вставшей Галине Андрусюк оказалась самая короткая юбка, которую можно увидеть в феврале. Или это оптический обман? Каменир прищурился. Нет-нет, юбка действительно напоминает набедренную повязку, а ножищам
– Я жду, – напомнил Каменир, нервозно пощипывая бороду.
– Столица Кубы – Гавана, – промямлила Андрусюк.
– Это общеизвестно. Что еще?
– Расположена на северо-западе острова, население около миллиона…
– Кого?
– Чего: «кого»? – тупо переспросила Андрусюк.
– Страусов? – Каменир обвел взглядом аудиторию, приглашая присутствующих повеселиться вместе. – Или, может быть, крокодилов?
– Каких крокодилов?
– Кубинских, надо полагать.
В помещении весело грохнули, но Каменир лишь досадливо поморщился.
– Вы даже не понимаете, чего я от вас добиваюсь, Андрусюк, – сказал он. – Ну нельзя же так, в самом деле. Создается впечатление, что вы отсутствуете на лекции, витаете где-то в облаках. – Последовало неопределенное шевеление пальцами. – Почему-то мне кажется, что ваш не в меру общительный сосед слева тоже путает людей – с крокодилами, а учебу – с приятным времяпрепровождением на лекциях. – Каменир пренебрежительно усмехнулся. – Но учтите, весенняя сессия не за горами. И на вашем месте, Андрусюк, я бы пересел вперед, чтобы усваивать материал, не отвлекаясь на постороннюю болтовню.
– Я не отвлекаюсь, Эдуард Львович, – заныла девушка-страус, – честное слово, не отвлекаюсь.
Ее сосед набычился, избегая преподавательского взгляда. Напрасно старался. Этот недоносок совершенно не интересовал Каменира.
– Спускайтесь-спускайтесь, – настаивал он. – Вот, рядом с Королевой свободное место есть. Здесь вам будет значительно удобней.
Поколебавшись, Андрусюк принялась собирать вещи. Каменир, изобразив на лице полнейшее равнодушие, откашлялся и заговорил снова:
– Гавана, о которой так занимательно рассказывала ваша сокурсница, была основана испанским конкистадором Веласкесом в 1519 году. С конца шестнадцатого века это был главный испанский порт на Антильских островах и перевалочная база по отправке в Испанию награбленного в Америке золота и серебра.
Протопав своими ходулями по ступеням аудитории, Андрусюк протиснулась на указанное место и уже приготовилась сесть, когда по институту разнесся трескучий звонок.
«Черт знает что такое, – подумал Каменир, сверившись с часами. – Вот так и старость нагрянет, не успеешь оглянуться…»
Как жить дальше?
Долгое время Галина Андрусюк не задавалась подобными вопросами, полагая, что судьба
Не замечая, как деревья то зеленеют, то осыпаются листвой, моталась по дискотекам и ночным клубам, влюблялась и ссорилась, меняла одни тряпки на другие, теряла девственность, искала недорогую клинику для проведения аборта, снова влюблялась, снова что-то теряла, снова что-то искала.
Это были какие-то американские горки, а не жизнь. А ну, красивая, поехали катац-ца!
Гламу-у-ур, мон аму-у-ур – надрывались голоса в динамиках автомагнитолы. Унц-унц-унц – наяривала музыка. Вжик-вжик-вжик – мелькали лица, события, пейзажи.
Хэлло, мачо. Чао, мучача. Джага-джага, уси-пуси, ширли-мырли.
Что было реальностью, а что – стремительно сменяющимися кадрами музыкальных клипов? Это первый мальчик был похож на солиста группы «Мультфильмы» или же солист группы «Мультфильмы» напоминал любимого мальчика? И вообще, был ли он, мальчик? Наверное, был, раз после него полная пепельница окурков осталась. А любовь? Тоже как бы была. Если так, то почему на душе так гадко, и почему нужно идти в аптеку за мазью, название которой и выговорить-то стыдно.
«Мне… мне, пожалуйста… что-нибудь от… лобковых вшей…»
Что-о? Ох, и дура ты, Галюнчик! Брить одно место приучайся – теперь все так делают… Предохраняться тоже непременно надо – сейчас без контрацептивов только последняя идиотка бойфренда к себе подпустит… А потом еще существует такая штука, как минет… Никогда не пробовала? Тю, так это же просто улет – экстази называется, на, угощайся… Пять баксов… десять… двадцать…
Прихоооод!!! Отхоооод!!! Дружно двигаем попами-и-и-и!!!
Унц-унц-унц – темно. Унц-унц-унц – светло. Вот ночь зажигает огни, вот утро красит нежным цветом. Но зачем же так быстро, господи!
Стоп! Откуда взялись три красные точечки на локтевом сгибе? Ага, героиновые комарики прилетели: глюк-глюк-глюк. Почему же не колбасит, а колотит, выгибает, плющит?
Больно. Не так сильно, господи! Больно. Зачем мысли о смерти вместо обещанного чумового драйва? Больно. Где выход? Остановите Землю, я сойду… я сойду с ума, я сойдусума, ясойдусумааааааа!!!
«Уже сошла», – горько подумала Гала. Она и сама не заметила, как спустилась по лестнице, как оделась, как вышла из института.
На улице было холодно, срывался снег, тщетно пытающийся хоть немного прикрыть уличную слякоть. С сумкой через плечо, Гала брела вдоль длинной чугунной ограды, чувствуя себя обитательницей какого-то гигантского зоопарка. Разумеется, она находилась внутри, а не снаружи, среди беспечных зрителей. Затравленным зверенышем – вот кем чувствовала себя Гала. Маленькая, беспомощная и беззащитная, несмотря на свой гренадерский рост.
Только никто не собирался ее жалеть или, тем более, спасать. Долг в размере 3200 долларов висел над ней как дамоклов меч.