Никогда не угаснет

Шкаровская Ирина Исаевна

— А я не пришёл, — смущённо проговорил он. — Ты видишь, у меня репетиция.

— Да, у нас репетиция, — подхватила Юлька.

Вдруг она звонко расхохоталась:

— Клякса… У тебя на лбу клякса. Стёпка, посмотри на неё…

— Неправда. Ты нарочно всё выдумываешь, — со слезами в голосе проговорила Инка и выбежала из комнаты, перепрыгивая через три ступеньки. Двери кабинета заведующей были приоткрыты. Товарищ Маруся сидела за столом и, склонив голову с седой прядкой в волосах, читала письмо. Инка заглянула в комнату, Маруся увидела её и позвала.

— Заходи, Инка… Что с тобой, ты плакала?

— Нет, — смущённо проговорила Инка, — я не плакала.

Но я… — И ей захотелось обо всём рассказать Марусе. Дрожащим от обиды голосом рассказала она о том, как напрасно ждала Стёпку, как волновалась за него, и как они вдвоём с Юлькой над ней смеялись.

Маруся достала из ящика стола зеркальце, носовой платок и протянула Инке.

— Вытри лоб.

Инка посмотрела в зеркало и ахнула:

— Это я была такая ужасная?!

— Ничего ужасного… — рассмеялась Маруся. И вдруг задумалась. Глаза у неё стали грустными, а на лицо набежала тень.

— Я вспомнила одну историю, которая случилась с моей подругой, — неожиданно произнесла Маруся, — если хочешь, я расскажу её тебе.

Инка кивнула головой и уселась на подоконник.

— Было это семь лет тому назад, — тихим голосом заговорила Маруся. — Но иногда мне кажется, что это случилось вчера, так хорошо и ясно я всё помню. Весь день шёл обложной дождь, и небо было какое-то серое, заплаканное. В лесу расположился отряд ЧОНа. Ты, конечно, знаешь, Инка, что означает ЧОН. Это часть особого назначения, боровшаяся с бандитизмом. Так вот, представь себе: лес, мокрые деревья, грязь непролазная. И идёт по этой грязи двадцатилетняя девушка в шинельке — старший связист отряда. Идёт девушка медленно по лесу и сматывает проволоку, подбирает катушки. Она продрогла, посинела от холода, мокрая проволока скользит в её руках. Когда она подошла к штабу, к ней подъехал на лошади командир отряда.

«Что, дивчина, тяжёлые катушки?» — и он посмотрел ласково на девушку.

«Тяжёлые», — неожиданно призналась она, и на глазах у неё показались слёзы. Никогда не плакала девушка. Руки ей гайдамаки выкручивали, ранена в голову была — не плакала. А когда во время боя с деникинцами не хватило патронов, она вскочила на коня и, раненная, помчалась в обоз, и доставила патроны. Неужели катушки показались девушке такими уж тяжёлыми?

Нет, просто от досады заплакала она, от обиды, понимаешь, Инка? Посмотрела девушка на себя глазами командира и живо представила, как выглядит. Нос синий, на лбу грязь, и шинелька вся в грязи. А ноги?! Тошно подумать даже. На одной ноге ботинок, а на другой сапог. Что ж поделать, если такая ей, невезучей, обувка попалась. А командир наклонился с коня и всё смотрел на неё, на девушку. А она, глупая, не знала, что такой, как есть, понравилась ему.

Маруся умолкла, посмотрела на Инку.

— Смешная история?

— Нет, — покачала головой Инка. — Хорошая история. А что было потом?

— А потом был вечер. После того, как, сидя у кювета, бойцы обсудили операцию, командир предложил девушке пройтись. Она умылась, надела башмаки подруги и пошла с командиром в лес. Они долго гуляли. Дождь прошёл и потеплело. На верхушках сосен, на пожелтевших клёнах горело солнце. Командир подарил девушке свой браунинг и сказал, что давно её приметил. Когда они навсегда покончат с бандами, он не отпустит её от себя никуда, до конца жизни. Ну вот и всё.

— И что же… — Инка вскочила с подоконника, широко раскрытыми глазами глядя на Марусю, спросила: — И он не отпустил девушку от себя?

Долго молчала Маруся. И, наконец, сказала:

— На следующее утро командир ускакал с двумя

бойцами в Холодный Яр. Вечером вернулась его лошадь. А сам он лежал, привязанный к седлу, иссеченный бандитскими шашками. В тот день девушка поседела.

— Поседела… — беззвучно повторила Инка и посмотрела на седую прядку в волосах Маруси.

Концерт

Концерт, посвящённый Международной детской неделе, открыл шумовой оркестр.

Занавес медленно распахнулся. На длинной скамье сидели с торжественным видом музыканты. Вовка Черепок в белой рубашке, с красным галстуком на шее и с дирижёрской палочкой в правой руке, вышел вперёд и, изысканно поклонившись публике, объявил:

— «Музыкальный момент» — произведение Шуберта.

Шум постепенно стих. Соня села за рояль, взяла несколько аккордов. Оркестр заиграл. Сначала засвистели бутылки, потом вступили в строй трещотки, за ними гребешки, обёрнутые папиросной бумагой, деревянные ложки. Радостная мелодия заполнила зал.

Концерт происходил в рабочем клубе Январского района. В числе зрителей были: Владимир Харитонович Янченко — партприкреплённый отряда, седоусый слесарь Пётр Максимович, тётя Мотя и ещё многие рабочие механического цеха «Ленинской кузницы», которые однажды были свидетелями позора Черепка. Они знали, что после того памятного собрания в красном уголке с мальчиком произошли великие перемены. Во-первых, он бросил курить, во-вторых, ликвидировал все «неуды» и получил несколько «очхоров».

Зрители улыбались. А Вовка! Чего только не выделывал Вовка. Он то размахивал двумя руками, то кивал головой и хмурился, то улыбался и, наконец, в последний раз взмахнув своей дирижёрской палочкой, остановился.

Затем был исполнен «Марш Будённого». Тут участвовали вертушки, бубенцы и свистульки (великолепный музыкальный инструмент, состоящий из двух кусочков жести, связанных ниточкой). Пришлось музыкантам «на бис» повторить этот номер трижды. С таким же успехом прошли и остальные номера — выступление хора, коллективные частушки живгазеты, посвященные последним международным событиям.

Затем на сцене появились Стёпка и Юлька, одетые беспризорными. Это и был тот номер, который они готовили по секрету от всех. Держась за руки, Юлька и Стёпка запели песенку о двух бедных беспризорных, которые бродят по городу голодные и несчастные. Кончалась песенка тем, что беспризорные попадают в детдом. И, наконец, начался последний, заключительный номер программы. В зале погас свет. Из-за раздвижной китайской ширмочки вышла Юлька в китайском костюме, загримированная под китаянку. Живгазетчики и оркестранты вошли в зал и расселись между зрителями. Под аккомпанемент Сони Юлька запела необыкновенно красиво и печально:

Кто знает песнь о верном сыне Одной из дальних, дальних стран… Солдат китаец жил в Пекине, Простой китаец Лио Ан.

— Простой китаец Лио Ан, — повторили живгазетчики, сидящие в зале. А Юлька пела дальше:

На свете странного немало. В Пекине есть такой закон. Что вдоль посольского квартала Проход китайцам воспрещён…

Мёртвая тишина наступила в зале, и в тишине этой только звучал высокий и нежный Юлькин голос да грустные звуки рояля.