Никогда не влюбляйся в повесу
Шрифт:
Господи помилуй… Вот уж повезло! Неужто судьба послала ему «синий чулок»? Ошеломленный Ротуэлл украдкой покосился на ее лицо, обращенное к нему профилем — девушка по-прежнему смотрела в окно.
Нет… невозможно! «Синий чулок» — это с такими-то губами?! Чушь! К тому же она слишком умна. И вдобавок типичная француженка — утонченная, искушенная и очень современная.
— Мадемуазель Маршан, — мягко сказал он. — Может, вы объясните мне, для чего вам понадобилось подыгрывать вашему отцу, когда он объявил о своей дьявольской затее? Почему вы не отказались в ней участвовать?
Наконец
— Я поступила так из тех же самых побуждений, что и вы, месье, — невозмутимо ответила она. Теперь ее французский акцент чувствовался гораздо меньше. — Потому что углядела в этом определенную выгоду для себя.
— И что же вы надеялись заполучить? Титул, наверное? — язвительно бросил Ротуэлл. — Вынужден вас огорчить, дорогая — мой титул громким не назовешь. Так что вам, похоже, не повезло.
— Меня абсолютно не интересует ваш титул, сэр! — невозмутимо бросила она в ответ. И снова высокомерно вздернула подбородок. — Мне всего лишь нужен был муж — муж-англичанин, я имею в виду, к тому же способный выполнить свой супружеский долг.
— Простите? — растерялся Ротуэлл.
— Господи, ну что тут не понять?! Мне нужен был муж, который был бы в состоянии сделать мне ребенка — причем чем быстрее, тем лучше. — Она придирчиво оглядела его с головы до ног, и Ротуэлл окончательно смутился: пришла его очередь почувствовать себя выставленным на аукцион племенным жеребцом. — Хочу надеяться, месье, что это вам по силам — хотя по виду не скажешь. Какой-то вы изможденный, знаете ли…
Ротуэлл почувствовал себя задетым. Но не тем, как она отозвалась о его внешности, а безразличием, с которым это было сказано.
— Какого дьявола… — разъярился он. — Если вам позарез понадобился ребенок, мадемуазель, так в Лондоне достаточно порядочных холостяков, которые были бы только счастливы удовлетворить ваше желание!
— Увы! Мне объяснили, что все приличные мужчины в это время разъезжаются по своим загородным имениям, чтобы поохотиться, — рассмеялась она, но под этой нарочитой беззаботностью угадывалась горечь. — О, да будет вам, месье! Найти приличного мужа… мне? Это при репутации Валиньи-то?! А моя мать?… Бросьте… Даже мое появление на свет, милорд, сопровождалось скандалом. Но вы… да, похоже, вы не из тех, кого может отпугнуть такая мелочь, как скандал.
— У вас ядовитый язычок, мадемуазель, — не остался в долгу Ротуэлл. — Может, проблема в этом?
— Да, милорд, но поверьте, я не стану долго обременять вас, — равнодушно бросила она. — Просто женитесь на мне и выполните свой супружеский долг. Уверяю вас, вы заключили достаточно выгодную сделку — если, конечно, не считать, что часть этих денег вам придется вернуть Валиньи. Но вы в накладе не останетесь. Клянусь, я заплачу вам вполне приличные деньги — разумеется, после того, как мой ребенок живым и здоровым появится на свет. А после этого вы вольны идти своим путем и жить как вам нравится.
— Господи помилуй! — вспылил он, почувствовав, что его гнев вот-вот вырвется наружу. —
Она на мгновение смешалась.
Я готова хорошо заплатить вам за эту небольшую услугу, милорд, — бросила она. — Сто тысяч фунтов. Надеюсь, вас это устроит?
— Господи помилуй! — опять вырвалось у него. — Я начинаю верить, что вы такая же бессердечная, как и ваш отец.
По чувственным губам девушки скользнула улыбка, полная горечи.
— А вы, похоже, все-таки превыше всего ставите свой драгоценный титул! — буркнула она. — Уж эти мне английские аристократы со своим проклятым высокомерием…
— Да к черту аристократов! И к черту высокомерие, о котором вы тут толкуете! — рявкнул Ротуэлл, направившись к ней. — В любом случае никакого ребенка не будет! Бог мой, уверяю вас, милочка, если вы рассчитываете на брак, то сильно ошибаетесь, потому что брака тоже не будет! И что это за вздор насчет сотни тысяч фунтов, которые вы намереваетесь мне заплатить? Валиньи говорил только о тех деньгах, которые вы получите в день вашей свадьбы…
— Ах вот как? — Ее темно-карие глаза расширились, но это удивление показалось Ротуэллу наигранным. — Похоже, Валиньи позаботился рассказать вам только часть правды — вернее, ту часть, которая известна ему самому.
Ротуэлл придвинулся поближе — теперь он стоял так близко, что мог полюбоваться густой бахромой черных ресниц, окаймлявших ее глаза, цветом напоминавших ему горький шоколад, — и его рука тяжело опустилась ей на плечо.
— Раз так, мисс Маршан, очень надеюсь, что вы расскажете мне остальную часть правды, о которой не подозревает Валиньи, и притом незамедлительно.
Ее шоколадные глаза внезапно вспыхнули гневом.
— Проклятие, вы ничем не лучше тех, с кем предпочитает водить дружбу Валиньи! — Ее низкий, волнующий голос дрогнул. — Неужели вы не задумывались, откуда возьмутся эти пятьдесят тысяч, которые были обещаны мне в день свадьбы? И с какой стати, собственно говоря, я должна выходить за вас замуж?
Действительно, подумал он, с какой стати она должна выходить замуж? Что именно она должна получить в том случае, если сделает это? Из тех пятидесяти тысяч, которые она получит в день, когда у нее на пальце появится обручальное кольцо, половину заберет ее отец, а вторую половину — законный муж.
— Я хотел бы услышать правду, — холодно бросил Ротуэлл.
В глазах мисс Маршан сверкнуло что-то очень похожее на ненависть.
— Что ж, я вам ее скажу, — кивнула она. — Три месяца назад Валиньи вдруг узнал, что по завещанию, оставленному моим дедом, в день своей свадьбы я должна буду получить крупную сумму — и с тех самых пор мысль об этом не давала ему покоя. Верите ли, месье, он ни есть, ни спать не мог — все думал об этом. Впрочем, вы ведь знаете, мой отец — игрок. Неисправимый игрок — и к тому же невезучий. Он весь в долгах. Чтобы заполучить эти деньги, которые дадут ему возможность снова играть, он готов на все.