Никогда не выйду замуж
Шрифт:
В ее глазах отражались всполохи огня. И чувство, которое, он надеялся, было любовью. Ее тело мерцало, как жемчуг, волосы растрепались – рыжие, медные, золотые волосы ведьмы, ее широко открытые дерзкие глаза звали его.
Слоун навис над ней.
– Назад дороги не будет, – предупредил он; голос охрип от переполнявшего желания. – После этой ночи ты – моя женщина, Кейт.
В другое время Кейт восстала бы против такой демонстрации мужской власти. Но сейчас в ней слишком силен был сексуальный голод.
– Твоя.
Это случилось.
Он ворвался
Конвульсии отзывчивого тела передались Слоуну, и его тело потряс взрыв.
Они лежали, сплетя руки и ноги. Огонь в камине угас, но у Слоуна не было ни сил, ни желания встать и разжечь его вновь.
– Скажи еще раз, – говорил он, поглаживая взъерошенные волосы, рассыпавшиеся по груди. Легкий трепет подсказал ему, что в ней еще не утихло желание.
– Что сказать?
Глаза ее были закрыты. Долгий перелет через всю страну, бессонная ночь, рассказ Чэрити о насильнике и, наконец, возбуждение от любовной игры совершенно измотали ее. Она почти спала.
– Что ты – моя.
Хриплый настойчивый голос заставил глаза открыться и пронизал ее током. Целую минуту она молчала.
– Слоун… – Она не могла скрыть усталости. – Это было прекрасно.
– Точно. Но ты не можешь отрицать, что это был не обычный секс.
– Нет, но…
– Я люблю тебя, Кейт.
– Этого не может быть.
– Почему?
– Ты даже не знаешь меня.
– Я знаю достаточно, чтобы понять: я чувствую к тебе нечто гораздо большее, чем физическое влечение. Такого у меня не было никогда в жизни ни с одной женщиной. Я знаю, что хочу провести с тобой всю оставшуюся жизнь. А больше всего, – он нагнулся и поцеловал ее в губы, – я хочу делать с тобой детей. Кучу великолепных рыженьких детишек, с характером, как у мамы.
Может, Слоун Уиндхем – блестящий писатель и режиссер, но он сумасшедший. Это не ново: большинство друзей ее матери с приветом.
Хоть Кейт знала, что он ошибается, но после их немыслимой любовной вакханалии она была не в силах спорить.
– Я не знаю, что тебе сказать.
Слоун расцепил ее пальцы, непроизвольно сжавшиеся в кулак, и нежно поцеловал ладонь.
– Тебе ничего не надо говорить. Просто я решил: тебе следует знать, что я чувствую. Привыкай к этой мысли.
Когда он опять поцеловал ее в сжатые губы, Кейт решила, что надо уходить. Пока она еще в состоянии.
– Я пойду к себе.
Он осторожно укусил ее за подбородок.
– Неужели ты такая жестокая? Неужели заставишь меня провести еще одну одинокую ночь в этой смешной кровати?
– Она не смешная.
– В такой кровати мужчина не может спать один.
Огонь в камине окончательно погас, и комнату освещал серебряный свет луны сквозь кружевные
Как захотел этого с Кейт. И снова хочет.
– Не уходи, сладкая моя Кейт. – Любовь, а не желание, подтолкнула его прижаться губами к ее голому плечу. – Не уходи сегодня.
«Не уходи никогда», – подумал, но не сказал Слоун, поскольку на свое признание в любви получил более чем прохладный ответ.
– Ладно, – с легким вздохом сдалась Кейт. – Ты победил, Слоун. Остаюсь.
Кейт предупредила сама себя, что завтра утром ей надо будет как-то убедить Слоуна в том, что эта украденная ночь – все, что они могут себе позволить. Слоун мысленно поклялся убедить Кейт, что если она доверится ему, то победителями выйдут оба.
Она совершила роковую ошибку, вертелось в голове Кейт. За долгую, наполненную любовью ночь она испытала больше страсти, чем за всю жизнь. Но теперь, в ярком свете нового утра, она поняла, что, сдавшись под натиском Слоуна, ввергла себя в мир безбрежной боли сердца.
Она не хочет любить его. Не хочет верить, что он способен любить ее. Любовь быстротечна. Мимолетна. Любовь ранит.
Не надо было уметь читать мысли, чтобы заметить, какая перемена произошла в Кейт, как только солнце поднялось над скалистым берегом Касл-Маунтена. Она еще лежала в его руках, но Слоун чувствовал, что она уже спряталась за оградой, которую возвела вокруг себя в течение жизни.
– Пожалела? Так скоро? – атаковал он ее крепость.
Его рука прошлась от плеча к бедру; Кейт удивилась, что после бурной ночи прикосновение его ладони все равно вызывает знакомый жар.
– Нет, конечно, – спокойно солгала она. Слоун приказывал себе не настаивать, но нетерпение разобраться было сильнее.
– Что-то не так?
Она вздохнула и закрыла глаза.
– Слоун, я наслаждалась этой ночью.
– Я тоже.
– Больше, чем могла вообразить.
– Я тоже. – Слоун ждал, когда спадет другой башмак. Ждать пришлось недолго.
– Нужно трезво смотреть на вещи.
– Трезво? – Не будь она так поглощена своими растрепанными чувствами, она бы услыхала напряженные, предостерегающие нотки в его голосе.
– Я признаю, что с самого начала между нами было сильное взаимное влечение. Добавим сюда то, что мы оба одинокие взрослые люди – и мы почти неизбежно должны были очутиться в одной постели.
Слоуна в жизни не отвергала ни одна женщина. Если бы он стал обдумывать такую возможность, чего никогда не делал, он мог бы предположить, что это заденет его самолюбие. Чего он не мог предвидеть – это что его охватит страх.