Николай

Дженнингс Сайрита Л.

– Прикоснись ко мне, - бормочу я, мои губы двигаются вниз по ее груди. Она разворачивает меня и начинает ласкать, чем только усиливает волну блаженства, мчащуюся по моим венам.

Я крепко закрываю глаза и представляю, что это кто-то другой ласкает меня. Кто-то целует мою щеку, пока я языком оставляю влажный след от ее ключицы до затвердевшего соска.

Амели. Словно это имя похоже на шепот ветра несущий за собой аромат полевых цветов.

Я сильнее прижимаю лицо к ее коже, пытаясь потеряться...забыть. Мои желания, тайны, страхи. Они десятикратно растягивают время, топя меня в когда-то отлично сдерживаемых эмоциях,

которые сочатся из трещин моей сломанной души.

Я чувствую притяжение... тягу к ней. Призывающая меня смилостивиться и прекратить весь этот фарс. Вся моя долбанная жизнь - фарс, а я лишь марионетка, танцующий, как полный идиот в надежде получить своего рода одобрение. Какой-нибудь знак, что я кто-то больше, чем лицемерный кусок дерьма. Больше, чем холодный, безжалостный убийца.

Больше, чем мой отец.

– Проснись, - рычу я против влажной кожи. Спустя секунду еще пара рук присоединяется к нам, разминая спину и плечи. Блондинка целует мою шею, она подвигается ко мне, и я вижу, как она предлагает свое тело.

Грубо, я хватаю ее за талию и прижимаю к себе, уткнувшись лицом в ее шею. Ее аромат, ее вкус слегка сладкий, теплый, но недостаточно горячий. Недостаточно сладкий. Не похожий на нее. Не такой...

Амели.

На этот раз я останавливаюсь, но только чтобы раздвинуть ее достаточно длинные ноги и без предупреждения вхожу в нее. Девушка вскрикивает от шока, удовольствия и возможно легкой боли. Мне плевать. Прямо сейчас меня ничего не ебёт.

Брюнетка припадает к губам блондинки, передавая ей тем сам свое жгучее желание. Она снова предлагает мне себя, и я беру. Но ее магия увядает. Она слабеет. И пока ее тело ищет удовольствие, ее душа медленно умирает.

Она падает на меня, содрогаясь от толчков оргазма и усталости. Оттолкнув ее в сторону, я жестоким ударом проникаю в мокрую сердцевину блондинки.

Просто сосредоточиться. Это просто похотливый акт. Ничего другого, кроме этого. Потому что это ничего не значит. Она ничего не значит. И я...ничего не чувствую.

Я трахаю ее до тех пор, пока она не в состоянии взять больше, вдыхаю каждую каплю жизни из ее обмякшего тела. Когда я наконец останавливаюсь, то понимаю, что девушка без сознания и до жути бледная. Не важно. Я отталкиваю ее и сажусь на край кровати, дергаю себя за волосы, желая, черт возьми, чтобы это помогло забыть. Чтобы подавило желание пойти к ней. Я не понимаю этого, дерьмо, я прежде ничего подобного не ощущал, но оно есть. И, черт возьми, чувство сильнее всего, что я когда-либо чувствовал. Может быть сильнее меня.

Амели. Мягкий шепот ласкает мои уши, после чего затопляет тело, оседая глубоко в моей пустой груди.

Так обстоят дела с именами. Как только ты узнаешь их, как только они выжигаются в твоей голове, то ты навсегда связываешься с этим человеком. Ты узнаешь их. Интересуешься, есть ли у них семья или друзья, которые заботятся о них. Ты интересуешься, есть ли у них мечты и стремления, которых они хотят достичь. Интересуешься, есть ли кто-нибудь кто хватится их, если они вдруг исчезнут. Имена вселяют чувство вины, а вина бесполезная сволочь, до которой мне нет дела.

Но я знаю ее имя. И черт бы меня побрал, я хочу узнать ее.

Амели.

От стука в дверь я вздрагиваю, хотя и ожидал этого. Я всегда ожидаю. Меня ничем нельзя удивить... до ее появления.

– Входи, - хриплым голосом шепчу я, не удосужившись

посмотреть кто там. Мне не надо, я и так уже знаю.

– Готово?
– спрашивает глубокий, запоминающийся голос. Если бы он не был моим кузеном, я бы даже испугался.

Я поворачиваюсь и почти съеживаюсь от его ярко-красных глаз и угрожающей усмешки, которая демонстрирует полный рот острых клыков. Несколько лет назад Сайрус был известен своим рискованным, граничащим с самоубийством, образом жизни. Он никогда не отказывался от вызова, даже если и не был шесть футов пять дюймов ростом. Он превращался в горного, дикого зверя, которого не остановить если чего-то он хотел. Так было до...до несчастного случая. Случая, который унес его жизнь и оставил нам всего лишь несколько секунд, чтобы обречь его на вечную участь. И когда Дориан решил, что тот не готов попрощаться с нашей семьей, он обратил Сайруса. Превратил его в монстра, который стоял сегодня передо мной. В вампира.

Сайрус был гордым человеком и не очень довольным таким решением. Он не планировал доживать свои дни в качестве прислуги у Темных. Он скорее бы умер. Но когда ты проживаешь свою жизнь, наживая врагов и ни о чем не заботясь, ты цепляешься за тех, кто действительно заботится о тебе.

Сайрус один из таких людей. Мы вместе росли, и Дориан ценил его присутствие в нашей жизни так же сильно, как и я. Мы нуждались в нем. Дать ему умереть был не вариант.

– Я закончил, - все, что смог сказать я.

Сайрус кивает, после чего быстро пересекает комнату. Он стоит у подножья кровати, разглядывая призрачно-бледные, обнаженные тела на кровати. Он поворачивается ко мне и сужает его поразительные, кроваво-красные глаза.

– Что ты сделал?

Я качаю головой и смотрю в пол.

– Слишком увлекся. Я не знаю… не знаю, что на меня нашло.

Он кивает и, схватив блондинку за лодыжку, подтягивает к себе, а затем перекидывает бездыханное тело через плечо.

– Я разберусь.

Затем все то же самое проделывает и с брюнеткой, удерживая их обеих без всяких усилий, словно они ничего не весят.

Он оборачивается, находясь уже в дверном проеме, глубоко вдыхая воздух через рот, пробуя его. Чувствуя вкус свежей, живой крови. Он возвращается в комнату.

– А ее?

Я бросаю взгляд в сторону темного угла спальни, где тело Амели было окутано темной ночью. Она все еще мирно спит на полу. Я даже подложил подушку ей под голову и накрыл одеялом.

Да, что, блять, со мной не так?

– Оставь ее.

Сайрус сужает кровавого цвета глаза и хмурится, как будто он не понимает. Но я стреляю в него взглядом, он еще более угрожающий и холодный. Он кричит о враждебности и обещает расправу. Это вызов ему, чтобы оспорить мою власть.

– Очень хорошо, - бормочет он. Затем уходит, грязные простыни единственное напоминание о моих ночных гостьях. Я срываю их с кровати и заменяю на свежие, отчаянно пытаясь забыть о забранных жизнях. Я знаю девушки не выживут. Сайрус осушит их и избавиться от тел. Он уничтожит любые доказательства, что прошлой ночью они были здесь. Он и раньше делал это для меня, даже для Дориана.

Амели заслуживает лучшего. Лучшего, чем из нее высосут душу, а потом осушат до последней капли. Лучшего, чем быть выброшенной в темном переулке и выглядеть, как еще одна шлюха-наркоманка из нашего квартала с воткнутым шприцом в бледную руку.