Николайо Андретти

Хантингтон Паркер С.

Она смотрит на меня так, будто не хочет меня исправлять. Как будто она любит меня таким, какой я есть. Как будто она знает, что я — полный отстой, но я — ее отстой, и она не хотела бы, чтобы было иначе.

И мне неприятно это признавать, но я хочу, чтобы она перестала прятаться за своим гневом. Я хочу, чтобы она перестала принимать такие неверные решения. Я хочу, чтобы она жила своей жизнью. И я хочу быть тем, кто поможет ей сделать все это.

Это худшее время, чтобы прийти к такому пониманию, но,

возможно, после самоотверженной жертвы Винса сейчас именно то время, когда я могу это осознать.

Черт возьми, я люблю Минку Рейнольдс.

Когда телефон, наконец, у меня, я ожидаю увидеть гнев от Ашера и Бастиано. Возможно, даже от Люси. Но чего я не ожидаю, так это сочувствия. Дружбу. Семью. И хотя я понятия не имею, что сказал им Винс, я знаю, что за этим стоит он.

Он всегда заботился обо мне? Как я этого не понимал?

Как бы я хотел не быть таким злым тогда. Я бы хотел, чтобы я не был таким злым и простил все обиды своего прошлого. Чтобы я мог двигаться дальше. Может быть, тогда бы я наслаждался обществом Винса и Ашера и оценил, что нашел здесь семью.

И я нашел.

Именно такими для меня являются Романо.

Я мысленно даю себе зарок никогда не воспринимать Минку как должное.

На экране Винс все еще сидит за обеденным столом. Справа от него сидит Ренье, слева — Луиджи, напоминая мне, что Ренье все еще не выполнил волю короля.

— Николайо, мой мальчик, — приветствует Винс. — Ты винишь себя, не так ли?

— А кого еще винить?

— Никого, кроме судьбы, сынок.

Я смеюсь, несмотря на ситуацию.

— Это полная чушь, если я когда-либо слышал такую.

Винс улыбается вместе со мной.

— Возможно, но это заставило меня звучать мудро, не так ли?

Я соглашаюсь.

— Ты самый мудрый человек из всех, кого я знаю. — Я вздыхаю. — Как я никогда этого не замечал? У меня здесь была семья, а я даже не подозревал об этом. Я даже не ценил ее, пока мог.

— Но ты все еще можешь это оценить. Ашер, Люси, Бастиано — они будут рядом, когда меня не станет. Ты пробирался через свои собственные трудности. В конце концов, ты бы все понял, как только исцелился.

— Я просто… Ты все равно заставил меня сканироваться на наличие жучков!

— Потому что ты хотел этого. Тебе нужна была эта дистанция.

Стыд переполняет меня.

— И теперь я жалею об этом.

— Ну, не надо. Никогда не оглядывайся на меня и не жалей. Это не то, с чем я хочу, чтобы ассоциировалась моя память. Ты слышишь меня?

— Но ты умираешь из-за меня.

— Все мы рано или поздно умираем, Николайо. Я все равно собирался умереть.

Он прав. Он сам так сказал, когда мы виделись в последний раз… но я не думал, что он уйдет вот так. Из-за меня.

— Тебе не нужно жертвовать собой ради меня.

—

Но в этом и заключается красота жизни с прощением в сердце. Освободить свою жизнь от гнева и жить с состраданием. Я хочу этого, сынок. Я счастлив. Если мой последний поступок на Земле будет ради того, кого я люблю, значит, я прожил привилегированную жизнь. — Я открываю рот, чтобы возразить, но он прерывает меня: — Когда ты сделал тот выбор все эти годы назад, чтобы спасти своего брата, а не дядю, ты сожалел об этом? И жалеешь ли ты об этом с тех пор?

Я открываю рот, чтобы сказать, что нет, но не успеваю.

— Хватит, — говорит Ренье, прерывая нас. Его глаза фокусируются на мне, но в них появляется неуверенность, прежде чем он овладевает собой и говорит: — Твой долг крови оплачен.

Затем, прежде чем я успеваю осмыслить его слова, он поднимает пистолет и стреляет Винсенту прямо в его слишком большое сердце.

И с этим Винсент Романо, величайший человек, которого я когда-либо знал, мертв.

Я всегда думал, что момент, когда я перестану быть на побегушках, будет счастливым, но это не так. Вместо этого я заставляю слезы не катиться по лицу. И я не единственный, кто пострадал. Остальные тоже услышали выстрел — Ашер вздрогнул, Бастиано пробил кулаком стену, а Люси сжала руку Ашера смертельной хваткой. Но никто, ни один из них не произнес ни слова, чтобы обвинить меня.

Даже в своей смерти Винс здесь.

Минка подходит ко мне.

— Он умер достойной смертью, — говорит она. — Он нашел удовлетворение.

И сейчас это, а также тот факт, что мне больше не нужно беспокоиться о том, что удар поставит под угрозу жизнь Минки, — единственные спасительные вещи в этом моменте.

Я поворачиваюсь к Ренье на экране, который даже выглядит мрачным в этот момент, что только укрепляет мою веру в то, что Винсент Романо был удивительным человеком. Человек, оставивший след в душе каждого, кого он коснулся.

— Ты вернешь нам его тело? — спрашиваю я, умоляя его глазами сделать это.

Ренье выглядит уставшим от нашей борьбы и, возможно, от борьбы вообще. Он кивает.

— Вы получите его к концу ночи. Мои люди доставят его на самолете. Я… — он колеблется. — Что он имел в виду, говоря о выборе между моей жизнью и жизнью дяди Луки?

Наконец-то я, не обремененный гневом и предательством, возникшим между нами, получил возможность рассказать брату о том, что произошло все эти годы назад, но уже слишком поздно, чтобы что-то изменить.

— В ту ночь у меня был выбор: спасти тебя или дядю Луку. Я не мог спасти вас обоих… но я мог спасти дядю Луку от мучительной смерти. Поэтому, прежде чем Ашер успел убить его, я выстрелил в дядю Луку. Это было быстро. Он умер мгновенно и не мучился, — заверяю я.