Никому не доверяй

Сойер Мерил

Наконец пришел сменщик, и Броуди передал ему пост, лаконично бросив:

– До скорого.

Легко и бесшумно, словно пантера, он пробрался между лачугами на берег и в конце концов добрался до хижины, которую их команда облюбовала себе в качестве временной базы. Ее соломенная крыша была для него чересчур низкой, поэтому, находясь внутри, Броуди приходилось постоянно пригибаться. Вот и сейчас он с большим трудом стащил с себя мокрый гидрокостюм, а раздевшись, вдруг увидел на своем топчане белый прямоугольник письма.

Броуди удивился: от кого бы это? Мать умерла, а других близких родственников

у него отродясь не было. Обратный адрес, отпечатанный на пишущей машинке, – Сент-Хелен, Калифорния – тоже не говорил Броуди ровным счетом ничего. Что за черт! В Калифорнии, этом сумасшедшем штате, он был лишь однажды, когда на протяжении полугода проходил спецподготовку в тренировочном лагере морского спецназа SEAL [2] .

Так кто же мог прислать ему письмо?

Броуди разорвал конверт и вынул оттуда два листа бумаги. Письмо было набрано на компьютере, и, прочитав первую строчку, Броуди, как оглоушенный, плюхнулся на топчан.

2

Элитное подразделение, напрямую подчиненное командованию ВМС США.SEAL – аббревиатура английских слов «Sea,Air,Land» («море, воздух, земля») и обозначает ту среду, в которой действует морской спецназ. В то же время эта аббревиатура читается как слово «сил» – «тюлень».

«Дорогой сын!..»

Какая-то чертовщина! Броуди пробежал глазами первую страничку письма от человека, который утверждал, что приходится ему отцом. Бедный дурачок! Он наверняка является пациентом какой-нибудь психушки. Ведь его отец погиб в автомобильной катастрофе много лет назад, когда ему было всего три года.

– Эй, Хоук! Спишь на ходу? – послышался голос сзади.

Броуди мгновенно развернулся и увидел, что в хижину вошел еще один «тюлень», а он даже не услышал его приближения. Потерять бдительность до такой степени! Ведь Сиудад-дель-Эсте – настоящий рай для террористов и преступников всех мастей, и расслабиться здесь – все равно что подписать себе смертный приговор.

Джейк Уайлдер стянул с себя насквозь пропотевшую футболку и ею же стал стирать с лица маскировочную раскраску.

– Чем это ты зачитался? – поинтересовался он. – Любовным посланием от своей лапочки?

– Да нет, какой-то псих прислал.

По второй странице Броуди только скользнул взглядом – у него не было никакого желания читать ее. Он уже собрался смять письмо и швырнуть в угол, куда они бросали всякий мусор, но в этот момент его внимание привлекла фотография, прикрепленная к последней странице.

– Твою мать! – только и смог выругаться он сквозь стиснутые зубы.

Заинтересовавшись столь бурной реакцией, Джейк перегнулся через плечо товарища и тоже посмотрел на снимок.

– Гляди-ка, Хоук, ты тут прямо кинозвезда! Принарядился так, что хоть сейчас на великосветский прием. Кто бы мог подумать!

Броуди был слишком подавлен, чтобы реагировать на шпильки Джейка. Мужчина на фотографии действительно мог бы быть им самим, вот только… он им не был. Хотя у него были такие же густые темные волосы и квадратная челюсть, такие же проницательные темно-синие глаза под прямыми бровями.

Объектив фотоаппарата захватил незнакомца на уровне груди, поэтому было трудно определить его рост. Однако широкий размах плеч указывал на то, что в нем не меньше метра девяноста.

– Подожди-ка минутку, – снова заговорил Джейк, – это ведь не ты! У него нет шрама! – И он указал пальцем на бровь незнакомца.

Непроизвольным жестом Броуди поднял руку и прикоснулся к своей брови, вспоминая о той знаменательной драке, что случилась больше двадцати лет назад. Ему было тогда всего семь, и его постоянно преследовал один из школьных хулиганов. В то время Броуди представлял собой легкую добычу, поскольку был чересчур слаб и тщедушен для своего возраста. Но он понимал, что если не постоит за себя, то ему суждено до конца жизни оставаться «мальчиком для битья» и жертвой издевательств со стороны любого наглого громилы.

Он не вышел победителем из той драки, но все же не дал себя в обиду, отделавшись лишь рассеченной бровью и залитой кровью рубашкой. Тогда он и заработал этот шрам, который на всю жизнь стал для него символом уверенности в собственных силах.

Они с матерью никогда не оставались подолгу на одном и том же месте, постоянно переезжая из города в город, поэтому Броуди приходилось отстаивать свою честь снова и снова, но теперь это было проще. Шрам, полученный в той, самой первой, драке придавал ему мужества, поэтому с течением времени он все чаще выходил из этих сражений победителем.

Однако сам Броуди не сделался хулиганом и громилой, даже когда стал выше и гораздо сильнее большинства своих сверстников. Скорее наоборот: печальный опыт детства заставлял его вступать в схватку с хулиганьем, защищая слабых, даже в тех случаях, когда ему самому ничто не угрожало.

Сейчас шрам был бы незаметен, если бы тогда мать отвела его к доктору, чтобы наложить швы. Но в то время они жили так бедно, что денег зачастую не хватало даже на еду, а уж про походы к врачам речи и вовсе быть не могло. «Держись, мальчик, – говорила ему в таких случаях мама. – Ты – моя единственная опора!»

Этот шрам, рассекший его бровь на две части, отчего одна из них была чуть выше другой, Броуди не променял бы ни на что. Да и ради чего? Чтобы выглядеть таким же лощеным и безупречным, как этот тип на фотоснимке? К черту! Броуди нравилось, что шрам придает его лицу чуть угрожающее выражение. Женщины шутили, что из-за шрама он выглядит опасным, и, учитывая род его занятий, были гораздо ближе к истине, нежели сами подозревали.

– Так что это за парень на фотографии? – поинтересовался Джейк. – Он просто вылитый ты. Черные волосы, голубые глаза, даже ямочка на подбородке – и то твоя!

– Черт бы меня подрал, если я знаю.

Джейк отошел в другой конец хижины и вынул из жестяного ящика банку теплой кока-колы, а Броуди тем временем перевернул фотографию. На обороте была одна-единственная фраза: «Это твой брат-близнец».

– Брат-близнец… – ошеломленно прошептал Броуди.

Он снова посмотрел на снимок, и в его сознании возник образ матери. Неужели у нее, единственного человека, которого он боготворил на протяжении всей своей жизни, были от него какие-то секреты?