Никому не говори…
Шрифт:
– Как я узнаю, пропало что-нибудь или нет? – спросила Карли, когда они добрались до передней гостиной. – Разве что он украл диван. Вся мебель бабушкина, но тут могли быть вещи мисс Вирджи – телевизор например. Именно его и мог украсть взломщик.
Воспоминание о том, что произошло в столовой, заставило ее вздрогнуть. Человек прятался в темноте, молчал и ждал. Что было бы, если бы она вернулась в дом бабушки одна?
Мысль об этом приводила ее в ужас.
– Я уверен, что при переезде она все взяла с собой, – сказал Мэтт. – Во всяком
Шулер, племянница и ближайшая родственница мисс Вирджи, бывшая одноклассница Карли, теперь работала в банке. Карли узнала это, когда перед отъездом из Чикаго переводила в Бентон свои скудные сбережения. – То, что мисс Вирджи не захотела взять с собой, отправили на распродажу.
– И все же…
Мэтт остановился в дверном проеме и повернулся к ней. Карли старалась не отводить глаз от его лица. Вид широких плеч и сильных рук Мэтта действовал на нее возбуждающе, а это ей сейчас было совершенно ни к чему.
–Постарайся, ладно? Вспомни бабушкины серебряные подсвечники и подобные семейные реликвии.
–Ладно. – Карли немного оправилась после катастрофы с волосами и уже могла говорить довольно спокойно.
«Волосы – еще не самое главное», – пыталась убедить она себя. И если через час после возвращения в Бентон ее волосы пришли в первоначальное состояние, это вовсе не значит, что так же должно произойти и со всей остальной ее жизнью. Черт побери, теперь она взрослая. Капитан своего корабля. Хозяйка собственной судьбы. Ее глупое отрочество осталось позади. Так же, как и детская влюбленность в Мэтта. Все это – история. Древняя история. И он должен был это понять.
Но если Мэтт и заметил ее безразличный тон, то не подал вида. Он взял Карли за локоть так непринужденно, словно они были добрыми друзьями, и повел вперед.
– Эй, подождите меня, – встревожилась Сандра, устремляясь за ними с неизменной кастрюлей в руке.
Поскольку ни о каких добрых отношениях между ними не могло быть и речи, Карли вырвала руку. Мэтт чуть насмешливо хмыкнул и, посторонившись, пропустил Карли вперед. Та щелкнула выключателем, комнату осветила уменьшенная копия люстры, висевшей в коридоре.
Передняя гостиная была одной из шести просторных прямоугольных комнат первого этажа. Ее украшением служили резной викторианский диван с темно-красной обивкой, цветные витражи в верхних частях окон (увы, в данный момент скрытые плотными шторами), лепнина и огромный камин из итальянского мрамора. Интерьер довершали качалка, кресло из красного дерева с высокой спинкой, столики с мраморными крышками, лампы под абажурами, выцветший восточный ковер и бесчисленное количество всевозможных безделушек.
– Красиво, – похвалила Сандра, остановившись в дверях.
Карли обернулась и увидела, что подруга внимательно осматривает комнату. Конечно, она оценивала дом с точки зрения будущего пансионата, но Карли в этот момент думала только об одном: «Я дома». Внезапно на нее нахлынули
Она бросила взгляд на столик у дивана и убедилась, что вазочка по-прежнему наполнена леденцами в обертках из блестящего целлофана. Конечно, не теми же самыми. Но все равно теми же. Здесь, в Бентоне, в этом доме все было тем же самым.
Ее внимание привлек так хорошо знакомый с детства портрет прадеда, мужчины с суровым лицом, испокон веко л висевший над камином. Посмотрев на него, Карли тут же ощутила себя восьмилетней девочкой.
Именно столько было ей, когда она впервые вошла в эту комнату и увидела портрет. В тот день бабушка, одетая во все черное, привезла ее из местного приюта. Маленькая, напуганная огромным безмолвным домом, его пышным убранством, но более всего мрачной старухой, Карли стояла на этом самом месте и слушала поучения бабушки о том, как она должна себя вести. Бабушка сказала, что ей посчастливилось, и Карли знала, что это правда. Ей действительно повезло так, как только могло повезти бедному нежеланному ребенку, которому пришли на помощь.
– Ну?
Голос Мэтта заставил ее вернуться к действительности.
Карли сделала глубокий вдох и посмотрела на него. Мэтт, беззвучно вошедший в комнату, стоял у дивана и разворачивал мятный леденец. Она едва не улыбнулась. Мэтт всегда обожал эти конфеты.
– Насколько я могу судить, здесь ничего не пропало, – сказала она. – Все выглядит так же, как всегда.
Карли слегка задыхалась. Ее душили детские воспоминания. «Может быть, я напрасно вернулась сюда, – подумала она, ощущая холодок под ложечкой. – Может быть, следовало окончательно забыть прошлое и начать все сначала на новом месте?»
То, что Джон бросил ее ради двадцатидвухлетней студентки юридического факультета, раздавило Карли, как многотонный самосвал. Однако это были еще цветочки. В ходе развода она узнала, что муж постепенно переводил квартиру, машины, банковские счета, вклады и практически все, что они имели – кроме того, что принадлежало самой Карли, – на счет своей компании, лишив ее всяких прав на совместно нажитое имущество.
Униженная, обобранная до нитки и измученная, Карли сделала то, что обычно делают все оскорбленные женщины: устремилась домой.
Строгой бабушки, которую она постепенно полюбила, уже не было на свете. Но оставался еще огромный старомодный дом и маленький городок, где все знали друг друга и где она знала всех и каждого. Жизнь обошлась с ней жестоко, однако Карли не собиралась долго унывать. Она давно научилась вставать после падения, отряхиваться и начинать все сначала. Нужно было не хныкать о потерянном, а идти вперед с тем, что у нее осталось: она сама, этот город, эти люди. Все это было ее фундаментом; Карли хотела построить на нем новую жизнь.