Никому не говори…

Робардс Карен

Может быть, малый был обыкновенным психом, решившим одеться как ниндзя из комиксов? Но тогда почему этот псих сознательно избрал Карли своей жертвой? Вероятность такой версии была слишком мала.

Может быть, этот тип не хотел, чтобы его узнали? Куртка и глухая маска должны были скрыть его личность в том случае, если преступника увидит кто-нибудь, кроме жертвы, или если жертва выживет и сумеет описать напавшего. Мэтт предпочитал пользоваться этим безличным термином; при мысли о том, что ублюдок хотел убить Карли, его охватывала такая бессильная ярость, что он был

просто не в состоянии рассуждать логически.

О правдоподобности этой версии говорили слова «теперь я узнал тебя», сказанные им Карли. Но где он с ней познакомился? Вопрос был на миллион долларов. Конечно, это могло произойти в темной столовой. То. что нападавший и взломщик – один и тот же человек, не вызывало у Мэтта ни малейшего сомнения.

Сам Мэтт ставил на последний вариант. В его пользу говорила и статистика: жертва обычно знает своего убийцу.

Значит, это был плотный светловолосый мужчина со светло-голубыми глазами, ростом около ста восьмидесяти сантиметров, которого без маски могли бы узнать Карли, Сандра или случайный прохожий.

Конечно, еще одной уликой были рана и обильные следы крови, оставленные нападавшим на месте преступления. Следовало сказать «браво, Карли». Она была бойцом от рождения; ее воинственному духу позавидовал бы любой мальчишка.

Они известили все окрестные больницы на случай, если туда придет человек с раной на ноге, которая могла быть нанесена зазубренным осколком стекла. Что же касается самой крови, то в ней недостатка не было. Мэтт уже определил ее группу: нулевая, как у половины населения США. Проку от этого было немного. Разве что совпадет ДНК…

Следы крови – спасибо собакам Билли Тайнена – привели Мэтта к месту, где было припарковано транспортное средство преступника. Похоже, это был грузовик с приводом на все четыре колеса, потому что место было отдаленное от дороги и труднодоступное. Но здесь таких машин было навалом. Попытки найти на месте преступления отпечатки шин или какую-нибудь другую важную улику оказались безрезультатными.

Четвертой ниточкой был след ноги. Когда Мэтт ворвался в переднюю дверь, преступник выскочил в заднюю. Однако малому пришлось обогнуть дом; в спешке он споткнулся о ведро с красной смолой, которой Карли мазала крышу, наступил в жидкость и оставил отчетливый отпечаток. Сегодня Мэтт сделал с этого отпечатка гипсовый слепок и собирался изучить его.

Пятая ниточка была последней по счету, но не по значению. Носовой платок. Гладкий белый мужской платок, видимо, пропитанный чем-то вроде хлороформа; преступник воспользовался им, чтобы усыпить Сандру, потерявшую сознание после удара по голове. Ублюдок пытался сделать то же самое с Карли, но куда менее успешно. Мерзавец уронил платок, когда Карли ударила его осколком стакана по ноге.

Платок тоже нужно было исследовать и выяснить, какой жидкостью пользовался преступник. У Мэтта были некоторые предположения на этот счет, однако для верности следовало дождаться ответа из лаборатории.

Но самым ценным в платке было то, что на нем имелись…

Ночь раскололась от крика. Крика испуганной женщины, эхом отразившегося от стен и

возбудившего все нервные окончания Мэтта. Карли! Он понял это еще до того, как соскочил с дивана и понесся по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Страх добавил ему прыти. Сердце колотилось. Во рту пересохло.

Истерически залаяла собака, и от этого лая на ногах Мэтта выросли крылья.

О господи, неужели этот ублюдок сумел еще раз пробраться к ней?

Мэтт вспомнил, что не. взял с собой револьвера. И понял, что оружие ему не потребуется. Если убийца действительно там, он, Мэтт, задушит его голыми руками.

И получит от этого величайшее наслаждение.

Конверс ворвался в спальню как регбист, преодолевающий последний метр перед зачетным полем. Дверь отлетела в сторону. Карли сидела на кровати и кричала. Ее огромные глаза блестели в свете, пробивавшемся из полуоткрытой двери ванной. Проклятая собака с лаем устремилась к нему, норовя тяпнуть за голую лодыжку. Мэтт уклонился, зажег свет, крикнул «фу, Энни!» и увидел, как кот, совершив прыжок, который сделал бы честь олимпийскому чемпиону по гимнастике, приземлился на спинку кресла.

Эхо криков еще звучало в воздухе, но Мэтт уже обнаружил, что в комнате нет никого, кроме Карли и его самого.

– Молчать, Энни, – сказал он собаке. Та попятилась, продолжая лаять, но, к удивлению Мэтта, быстро умолкла, видимо, узнав в нем друга.

Он стоял в середине комнаты, тяжело дыша, стараясь справиться с сердцебиением, и следил за тем, как Карли приходит в себя. Все было ясно.

– Мэтт… – срывающимся голосом произнесла она, и тут в комнату влетели все три девицы, ахая и восклицая:

– Мэтт, что случилось?

– Карли, ты в порядке?

– Кто-то пытался забраться в дом?

Мэтт повернулся и покачал головой. На одной была короткая ночная рубашка, на другой – длинная майка, на третьей – пижама. Лисса накрутила волосы на бигуди; Дани собрала свои в конский хвост, чтобы выпрямить; лицо Эрин блестело от крема.

Сестры уставились на него, открыв рот. На их лицах были написаны удивление и веселое любопытство. Мэтт понял, что стоит в одном белье, и нахмурился.

– Прошу прощения. Мне приснился дурной сон, – еле слышно пролепетала за его спиной Карли. Мэтт понял, что она обращается к сестрам.

– О'кей, я сам займусь этим. Брысь отсюда, – сказал Мэтт и грозно шагнул к ним. Нахалки только улыбнулись в ответ. Они продолжали лукаво улыбаться даже тогда, когда Мэтт заставил сестер попятиться, закрыл дверь у них перед носом и надежно запер ее. О господи, за что ему такое наказание?

Потом он повернулся к Карли. Та была белой как полотно – точнее, бесцветной, и Мэтт понял, что она еще не пришла в себя. Ее волосы напоминали спутанную львиную гриву, вокруг лица вились светлые спирали. Кукольные голубые глаза были широко открыты, губы дрожали. Она сидела прямо, маленькая, беззащитная и очень женственная. Мэтт видел только ее розовый топ, потому что все остальное прикрывала скомканная простыня. Плечо заклеивал большой кусок пластыря телесного цвета, левая ладонь была замотана белым бинтом.