Никому не скажем
Шрифт:
– Что-то случилось?
– Да. Ты должна знать. Я тут перетер с экспертами… В общем, похоже, что все произошло не случайно, Ев. Саша, он…
– Что он?
– Есть вероятность, что он покончил с собой.
– То есть к-как п-покончил? Это же авария, мне сказали, что это авария… – шепчу, с трудом преодолевая сопротивление связок.
– Его машина врезалась в отбойник на полной скорости. Дорога была пустой, погодные условия хорошими…
– Нет-нет! Такого не может быть. Какой смысл?! Он же договорился со следствием. Я знаю точно, что договорился!
– Его кинули, Ева. У них был ордер на его арест, и… В общем, я думаю, Саша знал
– Да-да, конечно… Спасибо.
Я отбиваю вызов и медленно опускаю руку. Женька куда-то убежал. И слава богу, что он не слышит наш разговор с его крестным. Не хочу, чтобы он узнал о том, что случилось. Не хочу…
Каким-то чудом мне удается продержаться до конца вечера. Накормить сына ужином, убрать со стола и проследить, чтобы он улегся пораньше. Своей истерике я даю выход лишь поздно ночью. Закрывшись в гардеробе, среди развешанных вещей мужа, которые до сих пор хранят его запах.
Наша история с ним началась плохо. И плохо закончилась…
Как жаль. Как безумно жаль…
Иду в опустевшую спальню, ложусь в кровать и лежу до утра, не в силах уснуть и не думать. Приведением брожу по комнатам и понимаю, что не смогу здесь оставаться. Не смогу… Может быть, Саша понимал это лучше меня, потому что года четыре назад, когда я начала зарабатывать первые серьезные деньги, настоял на покупке квартиры в городе. Поближе к Женькиной школе. И я согласилась, ведь в тот момент я как раз искала новое место для съемки роликов для своего ютьюб-канала. Купила довольно просторную трешку, сделала ремонт… Сейчас та квартира больше походит на студию, но если постараться, все можно довольно быстро исправить.
Утро проникает в окно серым безрадостным светом. Зря я надеялась, что смогу сегодня поработать. Последствия слез и бессонной ночи невозможно спрятать даже под толстым слоем грима. Поэтому, махнув на дела рукой – подписчики подождут, я принимаюсь неторопливо готовить завтрак. Женька спускается вниз, когда уже практически все готово. Мы едим без особенного аппетита, вяло обсуждаем последние новости, и в какой-то момент я не выдерживаю.
– Жень, я хотела с тобой поговорить.
– Говори, раз хотела, – хмурит темные брови сын.
– Как ты смотришь на то, чтобы переехать?
– Куда? Когда? Навсегда? – возбужденно сверкает глазами Женька.
– В город. Понимаешь, здесь все напоминает о папе, а без него… – не могу договорить. Я просто не знаю, как объяснить девятилетнему мальчику, сколько противоречивых воспоминаний связаны для меня с этим домом. Хороших ли, или плохих, тех, о которых я стараюсь вообще не думать, но которые упрямыми блохами лезут в каждую щель. Куда бы я ни пошла, чтобы ни делала, эти стены – темница памяти, из которой, наверное, мне пришла пора вырваться.
– А кто же будет жить здесь? Кит?
Отвлекаюсь от тарелки и вновь впиваюсь взглядом в озадаченное лицо сына.
– Кит? – облизываю губы.
– Никита. Папа мне много о нем рассказывал.
– Я не знала… – трусливо отвожу взгляд и начинаю суетиться вокруг приготовления чая. Я все еще не могу забыть, как вчера впервые увидела их вместе. Это… слишком. Слишком для меня.
– Да. Знаешь, всякие смешные истории.
Улыбаюсь онемевшими губами. Киваю головой. Никита – явно не та тема, которую я хотела бы обсуждать с Женькой. Но ему-то откуда об этом знать?
– Тебе не кажется странным, что он к нам никогда не приезжал?
Да что ж такое? Этот день решил
– Наверное, у него были на это причины.
– Может быть, он расскажет о них. Папа говорил, что вы были с Китом самыми лучшими друзьями. Как мы с Ильей.
С губ срывается испуганный смешок. Как мы с Ильей… Нет! Нет, все было намного хуже. Это была не дружба, сынок. Не дружба! Невольно злюсь. Потому что мне трудно понять, какого черта Саша вообще говорил с Женькой об этом. Вряд ли нашему сыну стоит знать, кем для меня был Кит. Это… совсем не та история, которой я хотела бы с ним поделиться.
– Так, что ты скажешь по поводу нашего переезда?
– Не знаю. В городе я смогу чаще видеться с друзьями.
Наверное, для Женьки это большой плюс. Радуюсь, что у детей все обстоит намного проще, чем у нас, взрослых. Бодро хлопаю ладонями по столу и говорю:
– Что ж! Тогда нам придется потрудиться! Собрать вещи на первое время и все такое…
Я думаю, сборы отвлекут меня от невеселых воспоминаний, но когда я захожу в комнату сына, они обрушиваются на меня лавиной…
Глава 4
Ева. Двенадцать лет назад.
Я влюбляюсь в него сразу же. С разбегу. Как только он находит в себе силы оторвать свой бесцеремонный взгляд от моей груди и поднять его чуточку выше. Красивый и беззаботный… Уверенный в собственной неотразимости. В общем, моя полная противоположность. Рядом с ним с моим телом начинает происходить что-то странное. Дыхание сбивается, ноги слабеют, а низ живота наполняет неведомое раньше томление. Собственная реакция так сильно меня пугает, что я делаю шаг назад, прежде чем понимаю всю бесперспективность этой затеи. Мы зажаты в вагоне со всех сторон, как шпроты в банке. И пользуясь этим, он вдавливается в меня сильней. Наверняка специально. Провоцируя… Никак иначе я не могу объяснить происходящее. Вряд ли такому парню, как он, я могу на самом деле понравиться. Но когда Кит беспардонно усаживает меня к себе на колени, я понимаю, что ошибаюсь. Потому что он… возбужден. И этот факт почему-то производит на меня такое неизгладимое впечатление, что я выскакиваю из раскаленного вагона на две остановки раньше положенного. Оборачиваюсь и ловлю его темный взгляд в окне отъезжающей душегубки. Мое лицо пылает, я жмурюсь и отхожу ближе к стене, дожидаться нового поезда.
Прекрасно, Ева… Просто прекрасно! – бормочу под нос. Я думала, что этот день уже не может стать хуже, но жизнь любит меня удивлять.
На свою первую лекцию в университете я прихожу промокшая до трусов. Но к счастью, хотя бы не опаздываю. Чувствую себя Золушкой, попавшей на бал, когда захожу в корпус. Стараюсь не пялиться по сторонам так уж сильно. У стендов с расписанием собралась толпа студентов, и я радуюсь, что бабуля заранее узнала его для меня по телефону. Все вокруг такие пафосные, что, так и не решившись спросить у кого-нибудь, где находится нужная мне аудитория, я иду, не зная, куда, наобум. Впрочем, система нумерации довольно понятная, и свою аудиторию я нахожу довольно быстро. Однако далеко не сразу решаюсь войти. Я знаю, как это глупо, но все равно боюсь, что стоит мне это сделать, как кто-то из присутствующих встанет, ткнет в меня пальцем и громким, полным праведного негодования голосом уличит в том, что я не имею права здесь находиться. Мое сердце колотится, как сумасшедшее. И его стук эхом отдает в ушах. Меня мутит от страха.