Никотин убивает…
Шрифт:
— Ну вот что! Вам лучше держать язык за зубами, иначе из вашей болтовни могут возникнуть большие неприятности для всей семьи, ясно?
Бичер, переварив сказанное, дополнительно сообщил доктору, что в восемь утра, когда он обнаружил Грегори Мэтьюса мертвым, тело уже окоченело. Доктор только молча кивнул в ответ и вернулся в холл.
В холле внизу царило некоторое оживление, возникшее вследствие приезда миссис Лаптон с супругом. Муж ее, невзрачный низенький человечек с палевыми висячими усами, был совершенно незаметным, но зато сама Гертруда Лаптон способна была навести шорох. Эта высокая и капитально
Так и сейчас она казалась совершенно спокойной, и доктор Филдинг мог лишь подивиться ее выдержке. А бледная миссис Мэтьюс в десятый раз повторяла свою байку о зловещем предчувствии, когда Гертруда решительно прервала ее:
— Ах, я сама страшно не люблю подобные разговоры, но видишь ли, мне кажется крайне странным, что вы пытаетесь выставить себя главной плакальщицей при этом действительно печальном событии. Напрасно, как мне кажется, вы стремитесь привлечь к себе внимание, ей-Богу, напрасно.
Эта спокойная речь, казалось, оскорбила миссис Мэтьюс до глубины души. Доктор, спускаясь с лестницы, услышал, как миссис Мэтьюс ответила, ровно, решив сгладить неловкость:
— О, милая Гертруда, боюсь, что некоторые слишком тонко устроенные женщины не всегда способны понять столь безжалостные суждения и спокойно относиться к таким ужасным событиям, не правда ли?
— Не знаю, к кому относится ваша реплика, — спокойно отвечала Гертруда, — но я всегда отлично понимала то, что было необходимо понимать. А вот доктор Филдинг, как я догадываюсь. Здравствуйте. Я много наслышана о вас от моего брата. Покойного брата.
В ее тоне однозначно читалось, что ничего хорошего о докторе она из уст брата не слыхала.
— А что же, по вашему мнению, явилось причиной смерти моего брата? — решительно продолжала Гертруда.
— По моему мнению, — с толикой сарказма отвечал Филдинг, — у вашего брата было острое нарушение сердечной деятельности.
— А что это значит? — фыркнула Стелла, пришедшая в холл из столовой.
— Вы меня очень обяжете, — проговорила миссис Лаптон, совершенно игнорируя появление своей племянницы, — если объясните, что значит эта абракадабра.
— Конечно, — кивнул Филдинг. — Ваш брат, как вам должно быть известно, страдал от гипертонии, в сочетании с мерцательными колебаниями митрального клапана…
— Я прекрасно знаю, что вы лечили моего брата от болезни сердца, — оборвала его Гертруда. — Но смею заметить, что если он и страдал болезнью сердца, то он такой единственный из всей нашей семьи. Мне мало верится в это. Мы, знаете ли, происходим из удивительно
— Наверное, все-таки нет, — заметил Филдинг. — Факт остается фактом, как ни прискорбно. Я много раз предупреждал его насчет лишних волнений и обильной пищи. Но поскольку он явно пренебрег моими советами, то у меня нет сомнений, что смерть произошла от сердечной аритмии, вызванной острым несварением.
— Ну конечно, эта утка! — вскрикнула мисс Гарриет Мэтьюс. — Так я и знала!
— Ну конечно, дорогая, — успокаивающе проговорила миссис Мэтьюс. — Я тогда прямо так и подумала, что с вашей стороны было не совсем правильно заказывать на ужин такую жирную пищу. Но я не хотела вмешиваться не в свое дело. Ах, если бы только можно было знать заранее…
— А что ваш брат ел накануне вечером? — спросил доктор у мисс Гарриет.
— Жареную утку, — отвечала та жалким голосом. — Это была для него неподходящая пища, конечно… Но ведь я велела сделать для него еще две телячьи котлетки, не забывайте об этом! А он к ним и не притронулся! Нет, я просто не могу думать об этом…
— Я склонна думать, — вмешалась миссис Мэтьюс, перехватывая внимание доктора, — что вчерашний ужин был вреден для всякого, у кого не в порядке пищеварение. Во-первых, был подан омар с майонезом…
— Не надо, не надо! — перебила Стелла. — Дядя так и не притронулся к омару. То есть он съел одну ложечку, после чего сказал, что подобным образом приготовленный комочек речного ила не достоин быть поданным на обед добропорядочному англичанину…
— Ах, дитя мое, помолчи Бога ради! Потом ведь был подан ТАКОЙ жирный соус, и еще этот сыр… Я всегда считала его совершенно непригодным для больного желудка…
— Ага, значит, получается, что это ты, Гарриет, заказала на ужин этот идиотский набор несъедобных блюд? — со зловещим выражением проговорила Гертруда Лаптон. — Но я впервые слышу, что у моего брата Грегори был слабый желудок. Мне представляется, что в этом деле мы видим пока только надводную часть айсберга, и я просто настаиваю, чтобы мне немедленно показали труп моего брата!
Миссис Мэтьюс моргнула, а потом и вовсе решила прикрыть глаза.
— О, прошу тебя, Гертруда, — простонала она. — Не надо этих грубых слов…
— Просто терпения не хватает с этой вашей идиотской сентиментальностью! — рявкнула Гертруда. — Я предпочитаю называть вещи своими именами, и, если вы скажете мне, что от моего брата остался не труп, а что-то более возвышенное, я готова согласиться! Ладно. Генри, я пошла наверх. Пойдем-ка, милый мой, со мною.
Генри Лаптон, очнувшись от состояния спячки, чуть ли не козырнул жене:
— Сию минуту, дорогая…
Он бросил укоризненный взгляд на доктора и поплелся вслед за своей энергичной супругой.
Пока чета Лаптон не вышла из холла, никто не проронил ни слова. Доктор Филдинг с нежностью смотрел на Стеллу; миссис Мэтьюс рухнула в кресло и прикрыла глаза ладонью. Потом Гарриет, которая долго готовилась к своей речи, наконец произнесла:
— Нет, я ей никогда не прощу, никогда! Бог свидетель, я заказывала обед и ужин для Грегори уже много лет! И он ведь не помирал от этой пищи? Так почему он должен был умереть от нее на сей раз?