Никотин убивает…
Шрифт:
— Я тоже высоко ценю вас, хотя способы его практического применения никак не могу одобрить, — отвечал в тон ему Ханнасайд.
— Ладно, ладно, — устало махнул рукой Рэндалл. — Что будете пить — коньяк, ликер?
— Спасибо, коньяк.
— О, какой сегодня знаменательный день! — воскликнул Рэндалл, разливая коньяк. — Впервые суперинтендант Ханнасайд принял предложение выпить!
Ханнасайд взял со столика свой стакан.
— Надеюсь, что день этот будет знаменательным не только поэтому. Кажется, вы наконец собираетесь рассказать мне о том, что до сегодняшнего дня так тщательно скрывали.
— Возьмите сигару — коробка у вас по левую руку, — промурлыкал Рэндалл. — Дело, знаете ли, на редкость грязное, и теперь, задним числом, могу сказать,
— Неприглядную и отвратительную правду, — кивнул Ханнасайд.
— Но тогда уж прошу без предубеждения, ладно? — улыбнулся Рэндалл.
Ханнасайд колебался.
— Я ничего не могу вам обещать наверняка, мистер Мэтьюс. Но уж во всяком случае, я не стану возбуждать против вас дело из-за того, что вы воспользовались чужим именем, нацепили темные очки и выкрали документы Джона Гайда.
— Действительно, с вашей стороны это было бы неблагородно! — кивнул Рэндалл.
— Более того, мне кажется, что вы даже не преступили свои права в этом случае…
— О чем это вы? А… Как это вы догадались?
— Ваша кузина сказала, что вы собираетесь пустить на ветер дядино состояние — и тут я начал кое-что понимать, и в вашем дяде, и в вас самом…
— Да, я тут явно допустил ошибку, — сказал Рэндалл и подал Ханнасайду вечернюю газету. — Вот, посмотрите, во втором абзаце сверху.
Ханнасайд проворно развернул газету и прочел название заметки:
— "Происшествие на станции метро Пикадилли".
Ниже шло бесстрастное описание того, как мужчина средних лет в четвертом часу дня сегодня бросился под поезд, следующий на Гайд-парк. Выяснено, что мужчину звали Эдуард Рамболд, из Гринли Хит, хорошо известный в деловых кругах Сити как глава процветающей фирмы по торговле шерстью.
Ханнасайд отложил газету.
— Вы Мне все отлично объяснили, мистер Мэтьюс, — сказал он резко. — А теперь скажите, как это все понимать.
Рэндалл допил свой коньяк и со стуком поставил стакан на столик.
— Понимать так, что теперь вы не сможете отдать убийцу под суд, — выдохнул Рэндалл.
— Как? Вашего дядю убил Рамболд?!
— Не правда ли, в это трудно поверить? — заметил Рэндалл. — И тем не менее это правда. Дядя шантажировал его уже много лет.
— И следовательно, Джон Гайд — это не кто иной, как ваш дядя собственной персоной?
— Именно так. Как вы быстро все схватываете, суперинтендант, после первого же объяснения… Вам понравился его псевдоним?
— А вы сами об этом подозревали раньше?
— Ну, у меня были кое-какие догадки, скажем так. После первого вашего обыска в дядином домашнем кабинете.
— Теперь я понимаю, что вы такого увидали в ящике у Грегори, — уныло сказал Ханнасайд. Эх, почему же я не догадался раньше! Чертовы солнечные очки!
Рэндалл рассмеялся.
— Ну да, меня это удивило тогда, ведь дядя никогда не надевал темных очков и страшно издевался над теми, кто их носит! Ну ладно, теперь я, с вашего позволения, расскажу все по порядку.
Ханнасайд кивнул и приготовился слушать.
— Если начать с начала, то у Эдуарда Рамболда есть законная жена — она живет в Австралии. Та жена, с которой он живет здесь, совершенно не в курсе этого. Но поскольку и Рамболд — это липовая фамилия нашего клиента, то нет смысла рассказывать этой женщине, считающей теперь себя вдовой, о многоженстве ее супруга… Итак, мой дядя, под именем Джона Гайда, занимался уже несколько лет профессиональным шантажом. Не знаю, что его подтолкнуло в свое время к этому, и не знаю, как он вышел на след Рамболда. Но его методы были поистине блестящими, это я выяснил из его бумаг. Помимо открытой информации, которую он собирал из прессы, на него работало несколько частных детективов в Мельбурне. Настоящая миссис Рамболд, живущая там, католичка, причем весьма ревностная. Поэтому Рамболд никак не мог получить у
Рэндалл затянулся сигаретой, стряхнул пепел в серебряную пепельницу и продолжал:
— Вернемся к моему дяде. Он сумел собрать все факты из жизни Рамболда и составить из них весьма нелицеприятное досье, которое позволило ему с успехом давить на Рамболда. Он шантажировал его от имени Джона Гайда, и все шло как по маслу, но он недооценил Рамболда. Тот сумел вычислить шантажиста, хотя и продолжал исправно платить. Он просто выследил дядю у того магазинчика и понял, что человек в темных очках — это Грегори Мэтьюс. А дядя знать не знал, что его выследили. Тогда Рамболд переселился в Гринли Хит, поближе к нему. Отлично, не правда ли? Какая выдержка! И вот он постепенно стал другом дяди — и даже играл с ним в шахматы, все время поддаваясь… Дядя, вероятно, получал от общения с ним огромное наслаждение, как кошка — играя с мышкой, и даже не подозревал, что мышкой окажется он сам… И вот, когда Рамболд прожил там около двух лет и перестал быть в глазах соседей непонятным чужаком, он приступил к завершающей фазе своего четырехлетнего плана. Получить никотиновую вытяжку из табака в принципе не так уж сложно, а затем — еще проще подменить тюбики с зубной пастой… Он подложил дяде отравленный тюбик в тот день, когда они с миссис Рамболд заезжали в «Тополя» попрощаться, перед тем как уехать на море. И они уехали и были на побережье до тех самых пор, пока Грегори не отравился…
Рэндалл шумно вздохнул и посмотрел на Ханнасайда с усмешкой:
— Ну как вам работка? Ничего не упущено, все продумано, предусмотрено… В принципе он не ожидал, что здесь даже просто заподозрят отравление, но на всякий случай у него было нерушимое алиби — он был все это время на курорте… Но моя чертова тетка Гертруда потребовала проведения экспертизы! Это был первый прокол. А второй — это параноидальная бережливость другой моей тетки, Гарриет, которая поплатилась жизнью за лишний тюбик зубной пасты… Рамболд после смерти дяди сразу же решил убрать отравленный тюбик и специально пошел наверх, якобы вымыть руки. Но в дядиной ванной он не нашел ничегошеньки! Все было убрано! Но естественно, Рамболд и подумать не мог, что начатую зубную пасту после покойника станет кто-то использовать. Но в целом он понимал, в каком трудном положении оказалась семья, и пытался как-то сгладить этот удар. Поэтому он страшно переживал оттого, что у Филдинга обнаружился явный мотив для убийства, а также у Гая, которого, как он понимал, вы подозревали в первую очередь. Это было правдой?
Ханнасайд кивнул.
— Впрочем, — сказал Рэндалл, — Рамболд не очень опасался за Гая, потому что, как только присмотришься к парню, сразу становится ясно, что на убийство он не способен. Это ведь тоже резонно, вы ведь так и думали в глубине души?
Ханнасайд снова молча согласился.
— Итак, Филдинг… — Рэндалл снова глубоко затянулся сигаретой. — Филдинг неожиданно стал камнем преткновения для Рамболда, который все хотел сделать чисто. Но он пытался сдерживаться и выжидал. Но все разрушила дурацкая смерть моей тетки Гарриет. Когда он увидел, что миссис Мэтьюс попала в прескверное положение, он решил быть все время рядом, чтобы в случае чего вмешаться и подставить себя. Когда же пришел я и начал рассказывать про Гайда, он смекнул, что я что-то прознал и, возможно, готов ему кое в чем помочь. Но тут произошло самое главное — вы наконец выяснили, как был введен яд. И теперь, поскольку яд могли ввести вовсе не обязательно именно накануне, все мое железное алиби рухнуло, причем, с учетом обстоятельств, именно я стал главным подозреваемым. И тут… Конечно, Рамболд сам почувствовал, что ему остается делать, потому что я вовсе не был намерен сдаваться без сопротивления, не пощадил бы никого — ни честь семьи, ни уж тем более мистера Рамболда, как я ему ни сочувствовал. Но я не стал кричать и объясняться — хотя бы потому, что не терплю громких звуков… Потому Рамболд и покончил с собой — может быть, чувство греха стало для него невыносимым? Или как это обычно пишут в бульварных романах?