Никто, кроме президента
Шрифт:
– Сибирских? – спросил я в замешательстве.
Опять я ничего не понимаю. Сибирь? Почему Сибирь? Для чего Сибирь? Тут, на мое счастье, из коридора раздались громкие звуки «Темной ночи» – подал сигнал мой подзаряженный мобильник, который остался на вешалке вместе с пиджаком. «Я скоро!» – посулил я Аньке с Ленкой и быстро выкатился из кухни.
Номер абонента мне ничего не говорил. Зато голос абонента…
– Здоровеньки булы! – донеслось из трубки. – Узнаешь меня, Лаптев?
– Сердюк! – по-настоящему обрадовался я. – Привет! Ты откуда, из Нью-Йорка?
– Как же, стану
– Вот, значит, кого ты охраняешь… – только сейчас сообразил я. – Да ты, получается, у нас герой!
Мне прежде как-то в голову не приходило, что в генсеки выбилась та самая его ооновская шишка. То есть охранником, который уберег шефа от яйцеметателей, был именно мой приятель. Круто.
– Еще какой герой! – не пожелал скромничать Сердюк. – Вся наша жизнь – незаметный подвиг. Мы, Лаптев, не штаны в конторе просиживаем… Этот твой телефон, кстати, не на тотальном контроле? – внезапно обеспокоился он.
– Не бойся, на выборочном, как у всех наших в Управлении, – успокоил я. – Ты, главное, вместо ключевых слов употребляй нейтральные. Можно матерные.
– Матерные я не могу, мой босс рядом… – зашипел в трубку Сердюк. – Короче, позарез нужна твоя помощь. Выручи, а? Надо кое-кого в Москве пошукать, причем быстро.
– Помогу, без проблем, – согласился я. – Надо так надо. Кого искать-то будем? Опять того артиста?
В былые времена мой кореш носился с идеей найти и хорошенько отдубасить одного эстрадного трансвестита, который – в этом Сердюк был уверен! – нарочно издевается над памятью его покойной мамочки Веры Петровны.
– Не, теперь у нас с тобой задачка будет поважнее, – напустил туману Сердюк. – Мы тут еще кое-куда съездим, по кое-какому делу, поэтому я тебе позже звякну и мы договоримся, где нам пересечься. Тогда все подробно обсудим. А ты покамест прикинь, как нам вычислить музыканта, у которого дача не дальше Жуковки.
– И у этого музыканта есть фамилия?
– Есть, – обнадежил меня Сердюк. – А як же! Просто мы ее не знаем. Ну все, я отключаюсь, нечего зазря деньги переводить. Ваш московский тариф – тоже, я скажу, не подарок. Ты, короче, телефон свой держи под рукой, я перезвоню.
Выходя из коридора, я на ходу размышлял о дачниках и музыкантах. В Москве ими можно заселить целый большой район. Три района! Черт знает по какой причине мне представился вдруг наш генерал Голубев. В необъятую сердюковскую сеть попадают не только всякие Плетневы и Спиваковы, но даже и мой шеф. Легко. Дача у него близко от МКАД – раз, музыке он не чужд – два. В молодости, например, Голубев служил в танцевальном ансамбле НКВД, вместе с Эрдманом и Любимовым. Генерал собирает не одни зажигалки, но и оперные компакты, хотя об этом распространяться не любит…
В кухне меня ждали Анька, Ленка и остывший чай.
– На чем мы остановились? – спросил я, отпив глоток.
– На Сибири, – упрекнула меня дочка. – Уже все забыл?
– Вот и нет! –
– Потому что только там меня и смогут увидеть, – объяснила Анька. Вид у нее при этом был не слишком довольный. – Утренний выпуск, где я участвую, покажут в Сибири и на Дальнем Востоке. Для вечернего у них уже есть девочка, на класс старше меня.
– Ничего не понимаю, – искренне сказал я. – Разве вечером нам крутят не утреннюю запись?
– Па-ап, да пойми ты, – Анька постучала пальцем себе по лбу, – это игра в прямом эфире, все должно быть натурально. У нас на телевидении всего одна такая передача осталась, которая не в записи. Тетя Таня маме говорила, что даже новости теперь снимают на час раньше, чем показывают… Чтобы, значит, все было без ошибок… Понял, наконец?
– Да, – сказал я. – Да, папа не совсем тупой. Последнее шоу на ТВ, прямой эфир, мне все ясно. Вечером позвоню дяде Сереже в Кемерово… От меня еще что-то требуется? – По ждущим лицам жены и дочки я догадался, что тема не закрыта.
– Ага, Макс, – подтвердила Ленка. – Нужно еще будет сегодня вечером переговорить с их главным, Львом Абрамовичем. Он в центре живет. Это займет у тебя буквально минут сорок.
– Зачем еще? – подозрительно спросил я. – Я что, должен запугать этого Льва подвалами Лубянки и вынудить его ту девочку перевести на утро, а мою гениальную дочь взять в вечерний эфир?
– Да разве можно такое делать? – ахнула честная Анька.
Но в глазах у нее, пусть на миг, вспыхнула безумная надежда, что папочка пойдет на это преступление. Ну паршивица!
– Нельзя, конечно, – сурово отрезал я. – Категорически. Я тебя просто испытывал. Ты молодец, что не поддалась… Но, если без шуток, зачем это рандеву?
– У него такие правила, – объяснила мне жена. – Знакомство с родителями и все такое. Я бы сама сходила, ты не думай, просто у нас сегодня, как назло, вечерняя верстка. Без меня они весь макет испортят, я их знаю…
Ленка работала в маленьком, но гордом литературном журнальчике. Тираж его, и без того невысокий, неуклонно сокращался, зато художественное качество текстов, по заверениям жены, росло в той же самой прогрессии. Недалек был тот славный день, когда они напечатают Самую Великую Вещь Века – тиражом в один экземпляр.
– Ладно, – сказал я, – так и быть. Я суну голову в пасть этого Льва. Куда и во сколько мне надо подъехать?
Ответить Ленке помешал мой беспокойный телефон. Капитан Лаптев сегодня нарасхват, определенно. Теперь из коридора доносился печальный битловский «Естедей»: звонил прапорщик Юрин, которому я приказал отслеживать мои новости. В том числе прослушку дачи Звягинцева. Они, оказывается, получили первую запись разговора.
– Виноват, товарищ капитан, – покаялся Юрин, – это еще утренний перехват, но пленку из техотдела нам доставили только что. Прикажете составить на них рапорт? Мы…