Никто, кроме тебя

Коллектив авторов

Снова, ворвавшись без стука во время объяснения с Ракель, Макс имел наглость давать ему советы отпустить Ракель: мол, не по-мужски удерживать женщину, если она не любит… Ну, это уж сверх всякой меры! Антонио, засунув руки в карманы, еле сдерживался, чтобы не накинуться на брата с кулаками. – Да какое он имеет право лезть не в свои дела? До тех пор, пока эта женщина носит его фамилию, она принадлежит только ему, Антонио Ломбарде! Слишком страстно и явно проявляет Максимилиано свой интерес к их отношениям! С чего бы это?..

Господи,

если они оба сошли с ума, то почему Ракель должна все это выносить? Теперь Ломбарде вытворяет Бог знает что: запер дверь ее комнаты, распорядился по телефону при ней и Максе, ни под каким предлогом не выпускать ее за ворота виллы.

Ушел, хлопнув дверью Макс, не предполагая, что едва стемнеет, к нему прибежит Марта с просьбой от Ракель о помощи.

– Скажи ей пусть будет готова. И ты, и она! Этой ночью мы уйдем морем, на лодке. А когда Ракель вернется в Гвадалахару, Антонио не сможет заставить ее делать то, что ему заблагорассудится. Руки коротки!..

Виктории было дико услышать от Макса, что Антонио запер Ракель в ее комнате. Родной сын был вне себя от ярости, говорил, что брат ведет себя гадко, словно дикарь. Девушка не любит его, а он удерживает ее силой. Может быть, вообще он заставил ее вступить с ним в брак тоже силой. Виктория непременно должна поговорить с ним, Макс все доводы исчерпал, может быть, ей удастся вразумить его. Виктория вошла в кабинет Антонио, где он заканчивал разговор с Пабло.

– Скажи мне, сынок, что происходит? – спросила мать, как только Пабло закрыл за собой дверь. – Твой брат говорит, что Ракель не любит тебя, что, наверное, ты ее как-то вынудил…

Виктория развела руками.

Антонио тихо, но очень отчетливо, чеканя каждое слово, произнес:

– Я ни на что ее не вынуждал! Я уверен, что никогда раньше ее не видел, никогда не был на ней женат. Эта женщина не жена мне!..

Виктория почувствовала, что еще минута и ей станет дурно.

– Ты… Наверное, ты шутишь, – едва слышно задала она вопрос.

– Я только что просмотрел список всех дел за прошлую неделю, – невозмутимо отвечал Антонио. – Там нет никакой поездки в Гвадалахару. Ни телефонных звонков, ничего…

– Да, но ты не всегда сообщаешь в офис о своих намерениях. Иногда я звоню, спрашиваю, но никто не знает, где ты. Если тебе хотелось сохранить в секрете твои отношения с Ракель, естественно, что ты никому ничего не говорил. – Едва Виктория пришла в себя, логика рассуждений снова вернулась к ней.

– Это же абсурд, мама! Зачем мне было скрывать, что Ракель моя невеста? Кроме того, в тот день, когда я будто бы летал в Гвадалахару, чтобы жениться, по словам моей секретарши, я выезжал в Сиуатанехо смотреть земельные участки.

– И ты в самом деле был там?

– Я не слишком хорошо помню. Но это не трудно проверить. С кем-то я там должен был встретиться? Кроме того, я совершенно ничего не помню о Гвадалахаре: ни о квартире, которая, по словам Ракель, у меня там была, ни о ней самой, ни о ком-либо

еще. А почему не помню? Потому что все это неправда. Для меня и эта женщина, и ее родственники – совершенно незнакомые люди… Интересно получается… Я помню лица, имена всех. Кроме них. Есть еще одна вещь, гораздо более серьезная, Виктория, – в минуты волнения Антонио с детства называл приемную мать по имени. – Авария самолета была подстроена.

Виктория снова чуть не потеряла дар речи.

– …То есть, – продолжал сын, – кто-то намеревался убить меня как раз на следующий день после моей мнимой женитьбы.

– Нет, нет, Антонио, – горестно вырвалось у сеньоры Ломбарде – Ты не можешь думать, что эта девушка… способна на такие страшные вещи… Не могу поверить! А потом Макс же ездил в Гвадалахару и все проверил… Нет, сынок, это ошибка. Все дело в том, что ты не помнишь… И не вздумай говорить такие ужасные вещи этой девушке… Или ты уже сказал ей? И поэтому она хочет уехать?

– Нет. Она хочет уехать, потому что, как она говорит, не любит меня. И потому, что наш брак был ошибкой.

– В таком случае, дай ей уехать, сынок, будь настоящим рыцарем, каков ты и есть на самом деле.

– Уверен, что эта женщина мошенница! Я хочу узнать правду, мама.

– Но что ты собираешься делать? Заявить на нее в полицию?

– Почему бы не заявить?

– Нет, Антонио! Ради Бога! Прежде чем разразится скандал, ты должен быть абсолютно уверен в том, что ты делаешь!.. Умирая, твой отец завещал тебе быть главой семьи Ломбарде, потому что верил в твой разум, в то, что ты сумеешь сохранить наш дом, наше доброе имя, защитить его, если понадобится…

– Всем нашим знакомым вы сказали, что у, же знали Ракель раньше? Может быть, это было сделано поспешно…

– Мы не могли допустить, сынок, чтобы все думали, что ты женился без нашего ведома. Мы сказали, что знаем Ракель, бывали у нее в Гвадалахаре, и она – не первый раз здесь…

Антонио сидел молча, поглаживая усы – этот жест всегда помогал ему сосредоточиться…

– Ну, хорошо, не беспокойся. Я постараюсь быть максимально осторожным, но мне необходимо все выяснить, понимаешь, мама? И хочу попросить тебя… Никому не говори о моих сомнениях. Ни Максу, на Клаудио.

– Хорошо. И я тоже хочу тебя попросить, Антонио! Не обижай Ракель. Поверь, она хорошая, порядочная девушка. Я редко ошибаюсь в людях и не хочу, чтобы ты потом горько раскаивался в своих поступках.

– Ну, если так, мама, я подумаю. А пока, пожалуйста, позвони своим модисткам, пусть они привезут Ракель платья и… все необходимое. Хорошо?

– Так-то оно лучше, сынок! Я все сделаю, как ты хочешь.

Это решение пришло внезапно – о платьях, а следом за ним явилось желание еще раз поговорить с Ракель, но не здесь, дома, а в каком-нибудь маленьком, уютном ресторанчике, где они будут избавлены от вторжений Макса, бдительно следящего за девушкой, предупреждающего каждое ее движение..