Никто не ангел
Шрифт:
– Она вчера перебрала на дне рождения соседа.
– А ты что, нет?
– Ну, я тоже… Но я ж говорил ей: физиологические различия и все такое…
– Не знаю…
Приступ кашля сотряс Виолетту, и она долго не могла остановиться.
– Это все твои блузочки, Вика. Говорила я: одевайся теплее, сейчас бы не заболела и работу не теряла бы по собственной безалаберности.
Мама стояла над постелью, где, закутанная в теплый платок, с покрасневшим от насморка носом и побледневшим
– Бери, долго я держать буду?
Вика ослабевшей рукой взяла из рук матери чашку горячего чая и ложку меда. Кажется, это лекарство было единственным, что в этом доме могло спасти ее утопающее положении.
– Спасибо…
– Пей давай, остывает же. Да не опрокинь, аккуратно!
Мать резво помогла Виолетте отпить кипятку, потому что чашка уже кренилась на одеяло.
Из глаз Вики брызнули слезы. Не то от слишком горячего питья, не то кашель разбередил ей глаза. Но больше здесь было совсем других чувств.
Вика поставила чашку на тумбочку, глядя, как мама, вздыхая, идет в свой угол, где единственным огоньком освещала комнату прикроватная лампа. Виолетта отвернулась к стене и уже не сдерживала себя.
Это сапоги промокли у нее в первый же рабочий день в эту кошмарную погоду, ей пришлось все утро ходить с мокрыми ногами, а вечером на учебу… Из лучиков сотканное тело готово было переломиться под многочасовой нагрузкой еще вчера, а сегодня утром она встала простуженная… И только на ночь глядя пришла домой и измерила ужаснувшую ее температуру. 38,5.
Слезы текли от усталой несправедливости. В чем она виновата, в чем?..
Вика всхлипнула и снова закашлялась.
– Не реви. Слезами делу не поможешь, – проворчала мама.
А Вике и не хотелось, чтобы кто-то видел ее слезы. Да негде было прятаться в маленькой клетушке. Как в клетушку взяла ее болезнь…
В общем, часто не все так страшно оказывается, как мы себе надумываем. И с утра Вика уже примирилась с некоей неизбежностью того, что не пошла на работу, оставшись одна в квартире и дожидаясь врача.
Врач же добавил не только оптимизма, но и тепла. Для удивительности он оказался относительно молодым мужчиной, а не – как привыкла видеть Виолетта – одной из тетушек в ее поликлинике.
Сначала ей, правда, едва удалось не сгореть со стыда, когда он попросил задрать рубашку, чтобы ее послушать. Знала бы, лежала бы в кровати в лифчике!..
Но врач, как и должно, не проявил никакого интереса, кроме профессионального, и так спокойно продолжил беседу о болезни, горчичниках и полосканиях, что Вика тут же позабыла об этом.
– Неудивительно, что ты простудилась!.. Удивительно, что у тебя простудилось: никакого же тела нет, чтоб его переохлаждать. Начинай кушать, наконец, – говорил он.
Виолетта
Тучи развеялись, деловой подход внушал жизненные силы.
– Попей все это, не перекутывайся, когда температура…
– Мне бы на работу… – пищала Виолетта робко.
– Подождет твоя работа. В лес она не бегает, знаешь?.. Я бы вообще таким, как ты, на Всесоюзном уровне запретил бы работать в связи с утонченностью фигуры и хрупкостью натуры… Шучу, конечно. Через пару дней выйдешь с больничного.
Пару дней! Возможно, это на мнении о ней несильно отразится!..
Виолетта проводила врача, тая от просветлевшего настроения. Вернулась в кровать другим человеком…
Она действительно вышла на работу, правда через три дня, а не через два. Но к этому, к ее безумной радости, отнеслись с пониманием.
Температура у нее не поднималась, лишь кашель мучил еще приступами. Но это нормально, как сказал врач. Выписывалась она уже у своей дамы. Того, который приходил к ней, она так больше и не встретила…
Старшеклассники в школе, где работала Вика, видом более походили на женатых стахановцев и идеальных матерей – устроительниц светлого будущего. Хотя в них, не секрет, уже никто больше не верил.
По возрасту и милой внешности за ней могли бы ухаживать будущие выпускники, а девушки стать ее подругами, но Вика словно была из другого мира. Гуттаперчевая стеклянная стена стояла между ними – неразговорчивость, несостыкованность.
Вика выходила с работы и бежала в училище. Заканчивала учиться, когда было уже темно.
В кулинарном у нее было много подруг, коллектив сплошь женский, но на общение вне училища Вику почти что не хватало. А дома мама каждый день говорила взяться за книжки. И Вика бралась…
Мать никогда слишком не скрывала, как ей тяжело с дочерью. Отца Вика помнила смутно, скорее, грубый голос и мамин такой же в ответ, когда они говорили на повышенных тонах. Он ушел, когда ей было года четыре.
Виолетта окунала тряпку в кастрюлю с мыльной водой и драила столы. Мысли, как в зачарованном сне, снова плыли в смутное для нее детство.
– Так, это еще что такое?!
Из прошлого ее вырвал мужицкий крик буфетчицы. Какие-то пацаны из средних классов раскрошили булки на половину пола и только что разлили полную чашку дешевого чая по столешнице.
– Живо все убирайте! Слышите меня, болваны малолетние?! Вика, держи их!..
– Мальчики, стойте!
Идея была не слишком удачной. Пока тучная тетя Люся выходила из служебной двери наперерез нарушителям, они попросту снесли Вику, шлепнув ее об угол стола.
У Виолетты слезы потекли от страшной боли. Тряпка смялась, прижимаясь к бедру. Нарушители были таковы через дверь в школьный коридор.