Никто не любит Крокодила

Голубев Анатолий

Высокого хромого англичанина, ездившего с английской сборной последние десять лет, Жаки знал хорошо. Владелец велосипедного магазина в Блэкпуле, он продолжал работать механиком, хотя протез ноги нещадно ему мешал. Особенно при быстрой замене колеса. Но старательность и самоотверженность компенсировали физический недостаток — английские парни относились к своему механику с уважением.

Внезапно Жаки увидел среди вошедших грузного верзилу с сигаретой в длинном мундштуке.

— Севучка! — вскричал Жаки и, оставив станок, бросился обнимать

вошедшего. — Ты с этими приехал, да?

Жаки тряс верзилу за плечо — правда, от этого больше тряслись розовые мясистые щеки Жаки — и показывал пальцем в сторону дома.

— У вас что за команда? Есть кто-нибудь стоящий? Или как на любительских гонках, где мы с тобой встречались?

Улыбаясь во весь рот, русский механик говорил что-то быстро-быстро. Скорее для себя, чем для Жаки. При звучании знакомых фамилий он улыбался еще шире и, качая головой, произносил почему-то по-немецки: «Нихт, Макака, нихт!» Потом неожиданно присел, показал ладонью у самой земли как бы рост собачки и небрежно махнул рукой: дескать, одна мелюзга…

Жаки не поверил.

— О-ля-ля! Темнишь, наверно, Севучка? Привез экстрагонщиков?! — Жаки недоверчиво покачал головой и показал большой палец. Но «Севучка», смеясь, показал свой желтый от табака мизинец и поморщился.

В дверях появились двое русских гонщиков, и «Севучка» стал им что-то объяснять и показывать на Жаки. Те дружно закивали головой, и «Севучка» повел их к машинам.

Жаки искренне обрадовался русскому механику. Тот работал под стать ему — сноровисто и тщательно. Жаки умиляла способность «Севучки» говорить на всех языках, не зная, кроме русского, практически ни одного — он лишь ловко оперировал десятком расхожих интернациональных выражений.

Через пять минут весь гараж гудел как встревоженный лисой курятник.

Вскоре и французы ввалились шумной толпой. Разобрали машины, толкая друг друга. — Тише вы, черти! Помнете колеса! Опять мне работа!

— На мятых поедут. Они молодые, здоровые…— насмешливо сказал Роже, — они все могут.

— И то верно! Как тулузцы, которые не знали, куда деть старую пожарную машину, когда получили новую. Предложили на слом — отвергли. Порешили посылать ее на ложные вызовы. А ваша гонка что ложный вызов на пожар.

Стайкой команда потянулась за «доджем», которым правил Оскар.

— Мы минут на двадцать, размяться! — уже издали прокричал Роже.-А ты, Макака, позаботься о завтраке! Если есть как спать будем, того и гляди с голоду ноги протянем!

Они укатили, а Жаки уселся в уголке и закурил. Хотелось, чтобы ни у кого не нашлось претензий. И он не смог скрыть своей радости, когда, вернувшись, все спокойно поставили машины и никто не потребовал переделок. Шумной толпой побрели в столовую. С Жаки остался только Роже.

— Может, Макака, мне шатуны удлинить? — спросил он неуверенно.

Жаки замер от неожиданности.

— Никак лишняя силенка осталась? — ворчливо вопросом на вопрос ответил Жаки.

Посмотрев в глаза Роже,

решил не добавлять «боишься?». Вместо этого сказал:

— Первый этап равнинный… Надо ли? Гонка долгая — целых четырнадцать дней. Накрутишься еще…— И чтобы уйти от спора, сменил тему: — «Технички» — то будут общие или свои?

— Свои… Оскар за рулем, и ты рядом. Идеальная пара. Только не спешите — дороги неизвестные. Итальянцы выступали здесь в прошлом году… Говорят, много гравия… А вы с Оскаром на этапе будто на прогулке…

Роже ворчал зря. Это был отличный экипаж машины обслуживания. Оскар вел «техничку» классно. И Жаки, высунувшись из окна, мог быть уверен, что не потеряет головы, ударившись о ближайший телеграфный столб.

Завтракать Жаки отправлялся самым последним. Выйдя из гаража и обогнув серый блок служебных построек, он увидел непонятное зрелище. Крокодил в полной форме стоял перед каким-то странным сооружением, напоминавшим мостик через несуществующую речку. Седой красавчик в длинной замшевой куртке, отчаянно жестикулируя, что-то объяснял Роже. Тот слушал безразлично, даже не кивая в ответ. Он жевал резинку, и казалось, что долбит красавчика нижней челюстью прямо в темечко.

Потом Роже сделал плавный круг и въехал на мостик. И только тогда Жаки заметил лежавшего человека. Вернее, торчавшие из-под свежеструганных досок ноги в таких же ярко-желтых ботинках. И Жаки догадался, что идет съемка: под мостиком стрекотала камера, снимавшая наезд на объектив. Жаки уже видел однажды такие штучки. Кажется, на прошлом «Тур Италии».

Роже развернулся и вновь взлетел наверх. — Не упади! — крикнул ему Жаки. — Убьешься — вот смеху в Европе будет!…

Вокруг захихикали. И Жаки уже забыл о завтраке. Он подлез под толстое стекло, проложенное в центре мостика, и начал давать указания оператору.

— Эй! — крикнул тот режиссеру. — Уберите этого французского попугая! Или мне придется здесь лежать до вечера!

— Сам ты попугаи! — обиделся Жаки. — Ты еще в своей жизни не потратил и первых двух франков на кино, когда я уже видел, как снимаются такие штучки!

Поворчав, обиженный Жаки ушел завтракать. Столовую уже закрывали. Рабочие ловко загружали огромные ящики и сносили оставшуюся снедь в два тяжелых грузовика. На тачках увозили рефрижерированные баллоны с «кокой», «фантой» и соками.

Жаки поел сытно, успев еще разочек пройтись по столам, на которых щедро, на шведский манер, стояли блюда. Следовало познакомиться с шеф-поваром, что непременно и делал Жаки в любой гонке. От дружбы с поваром никогда убытка не бывает. Жаки пролез под стойку, отделявшую кухню от обеденного зала, — и обомлел. Теперь он понял, почему все было так вкусно. Перед ним стоял, сияя круглым личиком, Ганс Дамке.

— Герр Дамке? Вы ли это?! Боже, какое счастье! Вы— и на этой гонке?

— Почему бы мне здесь не быть? Гоняются славные молодые ребята, а платят куда больше, чем в Европе. Влияние богатой Америки.