Никто не ожидал, что мы изменим мир
Шрифт:
Благодаря неустанным стараниям и редкому, точнейшему видению Рава мудрость каббалы дошла до миллионов людей. Вы увидите, что этот путь был усеян многочисленными препятствиями, но, как однажды сказал Раву его досточтимый учитель Рав Йегуда Цви Брандвайн: «Твой дар и твой долг – объяснять мудрость каббалы так, чтобы любой человек мог легко ее понять». Эту задачу и выполнял Рав с уверенностью, самоотверженностью и полной самоотдачей.
Шрага Файвел Грубергер появился на этот свет 20 августа 1927 года в нью-йоркском районе Бруклин. Его родители, Эстер и Макс Грубергер, и старший брат прибыли из польского города Станислав [1] вместе с огромной волной иммигрантов, хлынувшей в США после Первой мировой войны и
1
Сейчас Ивано-Франковск, Украина. – Здесь и далее – примечания переводчика.
Быть галицийским евреем значило принадлежать к отдельной культуре. Евреи Галиции жили скромно. Большинство из них занимались ремеслами, работали в маленьких цехах и предприятиях портными, шляпниками, столярами, слесарями, ювелирами, вели оптовую и розничную торговлю. Они крепко верили в силу образования и в то, что оно может обеспечить им общественный рост. Многие из них занимались медициной, например были стоматологами. С ними соперничали выходцы из Литвы, так называемые литваки. Галицийцы в массе своей склонялись к хасидизму, были более сентиментальными и набожными, оттого литваки нередко пренебрежительно называли их неблагоразумными и малообразованными. Польские евреи могли безошибочно различить выходцев из обеих групп по особенностям диалектов идиша и традиционным блюдам. Галицийские евреи были известными сладкоежками и имели привычку класть сахар даже в фаршированную рыбу – одно из любимых блюд моего мужа!
Прибыв в Нью-Йорк, семья Грубергер естественным образом влилась в галицийский анклав в бруклинском районе Вильямсбург, где были синагоги, ешивы, магазины и привычное комфортное окружение. Религиозные иудеи, прибывающие в США в те времена, были ортодоксами, но разделяли умеренные взгляды. К примеру, в отличие от ультраортодоксальных евреев, во время свадьбы женщины не были отделены от мужчин. Кроме того, представители этого поколения не носили длинных халатов и меховых шапок, за исключением нескольких уважаемых хасидских раввинов. Макс Грубергер, отец Рава, по традиции во время молитвы повязывал гартл (пояс), как и Рав до 1980-х, но в целом сообщество можно было назвать относительно современным и открытым.
В 30-х и 40-х годах подвергаемые гонениям любавичские и сатмарские хасиды еще не эмигрировали в Нью-Йорк из Венгрии и Румынии и не принесли с собой ультраортодоксальную волну. Хасиды никогда не сбривали свои бороды и носили пейсы, но на фотографиях с женой мы видим Макса начисто выбритым, в современном наряде – шляпе и костюме. Грубергеры были религиозными, но не ультраортодоксальными иудеями, я бы назвала их «почти-хасидами».
В те времена район Вильямсбург принял также множество ирландских и итальянских семей, которые жили рядом с евреями. По сути, весь район населили иммигранты, увеличив число его жителей вдвое с 1900 по 1920 год. К 1917 году это сообщество было наиболее плотным во всем Нью-Йорке – в одном квартале, соседнем с тем, где обитали Грубергеры, между 2-й Саут-стрит и 3-й Саут-стрит жили более 5000 человек – что, по словам моего мужа, тогда еще было неслыханным делом.
Рав родился за два года до биржевого краха 1929 года, оставившего миллионы людей безработными, бездомными и нищими. И хотя мой муж никогда не рассказывал о том, как Великая депрессия сказалась на жизни его семьи, ее влияние можно было увидеть в том, как он стремился всегда иметь небольшие накопления и избегать расточительства. Многие люди посчитали бы, что он бережлив сверх меры. Он всегда напоминал сотрудникам Каббала Центра, чтобы они выключали свет, выходя из комнаты.
Когда дело доходило до издания книг, Рав торговался с издателями за каждый пенни и порой заказывал более крупные тиражи, чем были нам нужны, потому что себестоимость книги выходила ниже на несколько центов. Бывало, я настаивала на покупке конкретной недвижимости для Центра, а он спорил со мной из-за ипотеки, которая должна ввергнуть нас в долги. Будучи успешным бизнесменом, когда дело касалось трат, он был крайне консервативен.
В конце концов семья Грубергер обосновалась в небольшом пятиэтажном кирпичном доме без лифта, с декорированными карнизами и традиционным фасадом. Он располагался по адресу 2-я Саут-стрит, 159, неподалеку от бруклинской Бедфорд-авеню, всего в четырех-пяти кварталах от Ист-Ривер и в трех кварталах от Вильямсбургского моста. В здании, построенном в 1907 году, было около двух десятков квартир, а невдалеке располагалась старая пожарная станция. Как было принято в те дни, фасад дома рассекали зигзаги пожарных лестниц – здесь жители спали душными летними ночами и развешивали белье, напоминавшее разноцветную причудливую паутину.
Быт семьи был далек от того, чтобы называться роскошным. Пятеро Грубергеров, включая старших братьев Рава – Оскара и Зигмунда, – теснились на 700 квадратных футах [2] типичной квартирки с двумя спальнями. Их жилье не было похоже на старомодные квартиры анфиладного типа со сквозными комнатами. У него была более современная планировка с центральным коридором. В наши дни такая квартира может стоить более миллиона долларов, но в 1940 году, когда Раву было 13 лет, его родители платили за аренду 29 долларов в месяц. По соседству жили люди того же социально-экономического происхождения – в основном иммигранты из Восточной Европы, многие из которых приехали семьями, потому их дети родились как по ту, так и по эту сторону океана.
2
700 кв. футов 63 кв.м.
Поскольку квартал был в большей степени еврейским, в окрестностях располагались кошерные мясные лавки, где в стеклянных витринах красовались подвешенные за шеи свежеощипанные цыплята, в холодильниках лежали крупные куски грудинки, телячья печень и говяжьи языки, а пол был посыпан опилками. По утрам в пятницу воздух наполнялся ароматами свежей выпечки: халы, камишбройта [3] и шоколадной бабки с корицей. В больших жестяных ведрах у торговцев рыбой плескались живые щуки и карпы, готовые к тому, чтобы их оглушили ударом по голове, завернули в бумагу, отнесли домой, почистили, выпотрошили и подали к праздничному ужину.
3
Вид кекса с пряностями.
Товарам зеленщиков было тесно в стенах магазинов, а домохозяйки сновали между лавками со своими сетчатыми авоськами, набитыми луком, картофелем, морковью и яблоками, закупленными с хорошей скидкой к трапезе Шаббата. После полудня в воздухе витали дразнящие ароматы горячего куриного супа, сладкой фаршированной рыбы и чолнта – густого рагу с говядиной, перловкой и картофелем. Вдыхая их, мужчины в предвкушении спешили домой с работы или из ешивы, чтобы успеть подготовиться к Шаббату. Рав особенно любил картофельный кугель – запеканку из тертого картофеля, яиц, лука и муки, которую его мать часто готовила на ужин Шаббата.
Эстер Грубергер была домохозяйкой и заботливой матерью, а кроме того – благочестивой иудейкой. В Шаббат ее можно было застать по хасидскому обычаю читающей Книгу Псалмов. Эстер была невысокой и в последние свои годы весьма полной женщиной. Мне не удалось познакомиться с ней, но знаю, что Рав и его мать были очень близки. Муж рассказывал, как она приносила горячий обед ему в ешиву, даже когда он уже учился в старших классах. И пока отец большую часть времени проводил на работе, Эстер вела хозяйство и заботилась о детях. Рав всегда говорил о ней с особой теплотой. Отца он вспоминал с уважением, но такой нежности к нему не питал.