Нимфоманка для альфы
Шрифт:
– Его больше нет, – в глазах бездонная тьма. Там нет эмоций. Они спрятаны от меня. Или уже все сгорело. – Даймонд похоронен под обломками твоей лжи и предательства. Он умер пять лет назад. Теперь есть Черная кровь. Твой альфа, – это слово бьет по сердцу. Там скрыт ужасающий смысл, от которого все внутри покрывается толстой коркой льда. И под ней все равно бьется та черная суть, та частичка, что всегда будет тянуться к нему.
– Ты стал альфой? Но как ты смог? – почему никто в стае мне не сказал? Почему меня не предупредили об угрозе? А наоборот, еще и отправили, невесть знает куда? Или это их игра? Может, они намеренно заслали меня в стан
– Жасмин, ну право, говори, как думаешь, не стоит так тщательно подбирать слова. Как смог изгой, полукровка, проклятая тварь вернуться в мир оборотней и получить власть? – голос ледяной, спокойный, на губах чувственная улыбка, а глаза – непроглядная бездна.
– И мне страшно подумать, сколько крови ты пролил для этой цели, – никто в здравом уме не сделал бы его вожаком. Учитывая его происхождение. Его особенности. А значит, предо мной сущее зло, без вкраплений человечности и добра. То, что было, те проблески нежности и чувств, действительно сгинули. Совесть кричит: «А не ты ли помогла это похоронить?». Отбиваюсь от ее назойливого голоса.
– Как лестно ты обо мне отзываешься, – хриплый смех проходится по комнате, словно раскаты грома разбивают стекла. – С Такером было лучше, да? Мой братец благородных кровей, не чета мне.
– Не трогай Такера! Не впутывай его! Хочешь мстить мне, вперед, – вот теперь, запоздало, во мне расползается ужас осознания. Если стая не придет, а Даймонд просто пойдет к Такеру, начнет их выкашивать по одному. Тогда… нет… даже думать об этом невыносимо. – Это наше с тобой… личное… не стоит никого впутывать…
– Неужели личное? – в полумраке сверкают белоснежные клыки, – Это ведь никогда не было личным, Жасмин. Наша первая встреча в огне, – делает глубокий вдох, – Даже это было подстроено. С первых минут ложь и предательство. Или я в чем-то ошибаюсь? Так просвети меня…
А я что могу сказать? Мне крыть нечем. Правда. Так и есть. Только я и представить не могла, к чему это приведет. И теперь я готова повесить на себя и сверх вины, признать что угодно, лишь бы он не стал копать дальше. Он не должен узнать мою правду.
– Я не хотела, чтобы вышло так, – жалкий, ничтожный ответ. Только другого у меня нет.
Глава 8
Даймонд… Моя мать считала, что я разгоню тьму вокруг себя своим светом. Этим именем она хотела стереть всю грязь с моего происхождения. Она верила – это получится. Несмотря на жуткую историю моего зачатия, она любила меня. Приняла всем сердцем. Вплоть до последнего своего вздоха. Мать хотела, как лучше, дав мне это имя, а вышло как насмешка. Хотя… Даймонда больше нет. Наверное, и не было никогда, я хватался за иллюзию, пытался победит тьму. А нужно было ее принять. И стать тем, кем и было заложено судьбой. Жасмин помогла мне осознать – нет веры ни людям, ни волкам, есть лишь предательство, корысть и боль. Они с тобой, пока им выгодно, а потом не задумываясь всадят нож в спину. Еще их может держать страх. Порой уважение. Но всегда, они преследуют свои интересы.
Исключение есть одно – волк, подаривший мне шанс на вторую жизнь. Но и это исключение, лишь подтверждает незыблемую истину. Добро – единичное и очень редкое явление. Я больше не намерен сдерживать тьму. Это моя суть. Я стал тем, кого во мне видели с рождения.
Моя мать – старшая жена альфы. Не истинная. Отчим ее так и не нашел, что не мешает ему день ото дня набирать силу. Источник неиссякаемой
Я появился на свет в результате нападения ворона-оборотня на мою мать. Он похитил ее и держал месяц у себя в лапах. Брал силой. Подавлял волю. Но не смог опорочить ее чистой души. Не смог убить того света, что она пронесла до скончания своих дней. Она смогла полюбить, принять всем сердцем дитя от насильника.
Отчим сразу хотел меня убить. Мать не позволила. Она валялась у него в ногах, молила пощадить. Почему он внял ее мольбам? Сейчас спустя время, думаю, еще не остыл интерес к молодой жене. Хотел снова брать ее. После меня она родила мужу еще двух сыновей. Одного из братьев я убил собственными руками. А Такер остается до сих пор любимчиком, и будущим наследником трона.
В детстве я не раз сокрушался, не раз взывал к небесам с вопросом, зачем мать отвоевала мне жизнь? Я мечтал, чтобы кто-либо прекратил мое существование.
Год я был при матери. Год, которого я, к сожалению, не помню. Наверное, это было лучшее время в моей жизни. Когда меня еще не коснулась жестокость, когда бутон тьмы и ненависти не расцвел в моей душе.
Через год, когда мать забеременела, отчим отдал приказ посадить меня в клетку. Привязать цепью за ногу и кормить раз в день. Если помру, такова моя участь. Я познавал мир именно через толстые металлические решетки. Я не помнил другого существования. Клетка стояла на заднем дворе дома. Члены стаи, их дети, жены приходили посмотреть на меня. Порой мне кидали объедки, а иногда избивали камнями, тыкали палками.
Два раза в неделю на цепи меня выводили погулять. Пока чистили мою клетку. Мать же была под замком. Отчим закрыл ее в доме, сказав, раз она не смогла уберечь себя, то он это сделает за нее. Она смогла отыскать лазейку, по ночам прокрадывалась ко мне и через прутья клетки тянула руки, гладила, рассказывала, что всегда со мной. И гордится своим мальчиком. Она меня любила. Не в словах я это ощущал, в голосе, во взгляде вечно опухших заплаканных глаз. С каждым годом она становилась все тоньше, черные круги пролегли под глазами. Муж утратил к ней интерес, и она превратилась в обычную пленницу. Подозреваю, что были и побои. Порой до меня доносились ее всхлипы и стоны. Но я ничего не мог сделать. Я рос в клетке, в ненависти и презрении.
В пять лет у меня стали расти крылья. Я стал существенно отличаться от сородичей. Крылатый волк – позор для стаи. Бельмо на репутации альфы. Иногда ко мне приходил Захарий, долго смотрел на меня своими белыми глазами, шептал что-то на непонятном мне языке. Он считал, меня еще можно использовать. А казнить – это успеется всегда.
Я привык к плевкам, насмешкам, побоям. Жил, существовал, для чего? Я тогда понять не мог. От нечего делать тренировался. Познавал свою вторую суть. И ждал мать. Всегда ее ждал. Порой она долго не приходила, если отчим проведывал о ее посещениях. Но она была упертой, маленькой хрупкой волчицей, в которой была заключена невероятная сила любви. Она всегда находила способы прийти снова. Только она давала силы жить, ради нее. Ведь если меня не станет, матери будет плохо. А я мечтал, когда-то вырваться из клетки, и забрать ее далеко-далеко. С каждым разом она увядала, угасала ее красота, на изможденном лице пролегла печать страданий.