Нирвана с привкусом яда (сборник)
Шрифт:
— А клиентура?
— Ты не поверишь, но это, как сказала моя знакомая, оказалось самым простым… Люди каким-то непостижимым образом выходят на эту женщину и заказывают ей своих родственников, близких, а то и конкурентов… Причем платят хорошие деньги.
— И ты решила украсть, как ты выразилась, у нее эту идею?
— Решила. И даже деньги нашла. Заняла. Под большие проценты… Но за два месяца расплатилась… Ты и представить себе не можешь, Оля, с какими только людьми мне не пришлось иметь дела. И как же много ненависти в людях! Они кажутся себе такими чистыми, невинными, прямо-таки ангелами, ведь они просят не убить мужа или жену, а просто пощекотать им нервы, вывести их из равновесия…
— И у тебя получалось… свести кого-нибудь с ума?
— Это оказалось проще, чем я думала. Я выводила на сцену, грубо говоря, каких-то людей, загримированных под умерших,
«Ты — чудовище», — хотелось крикнуть Ольге, но язык не повиновался ей, и в этом уютном ресторане, под водочку, рассказанные Надей кошмары приобретали какую-то гротескную форму. И чем больше было выпито, тем светлее становился образ сидящей перед ней сытой и холеной молодой женщины, нисколько не похожей на ту Надю, с которой она познакомилась в больнице…
Надя предложила ей поработать у нее, сказала, что работа легкая (за каждый выход она будет получать от трехсот до пятисот долларов) и что Ольга сможет отказаться от нее в любое время без каких бы то ни было обязательств и тем более последствий. Будь Оля помоложе или же посоветуйся она с Машкой, может, ничего и не было бы, она отказалась бы от этой дурно пахнувшей авантюры, но уж слишком велико оказалось искушение заработать легкие деньги. В сущности, что такого ей предлагалось сделать? Пройтись под окнами некоего господина туда-сюда, сказать ему какие-то слова. («Ты уверен, что сделал правильно, папа? Ты ни о чем не жалеешь?» А этот папа двадцатью годами раньше женился на однокласснице своей дочери, чем спровоцировал самоубийство своего единственного ребенка.)
Фразы или целые монологи для «спектаклей» составлялись опытным психологом с внешностью школьницы, над лицом работала пожилая и циничная гримерша, дымившая, как паровоз, одежду же подбирала, как Надя ее называла, «кастелянша» (неразговорчивая и неприятная внешне тетка с тремя подбородками и больными коричневыми опухшими рожистыми ногами), основное время работавшая костюмершей в театре…
И так получалось, что Надины жертвы словно расплачивались за какие-то свои грехи, а то и преступления. Хотя, если разобраться, то у кого их нет? В любом случае главным в этом деле, как учила Надя, была работа над собой: у Оли, равно как и у ее коллег, выполнявших эти специфические задания или же просто помогавших основным участникам действа, полностью должно отсутствовать чувство вины.
— Оно разъедает, как кислота, — поучала Надя, стараясь не смотреть Ольге в глаза, отчего создавалось впечатление, будто она обращалась не столько к ней, сколько к себе.
Приходилось над этим работать, чтобы не думать о последствиях…
…Оля закрыла кастрюлю с борщом крышкой, сделала маленький огонь и оставила томиться на плите. Больше всего ей сейчас хотелось позвонить Наде и рассказать о том, как бестолково она провела сегодняшний день, спросить прямо в лоб, полагается ли ей гонорар, ведь она не виновата в том, что ей не открыли дверь… Но потом, сочтя этот вопрос глупым (работу-то она не выполнила!), пришла к выводу, что это даже хорошо, что на сегодняшний вечер она лишена возможности кому-либо звонить, иначе своим звонком призналась бы в своей алчности и неблагодарности.
Она вернулась в комнату, включила телевизор и прилегла на диван. На экране шел фильм, где мужчина и женщина постоянно выясняли отношения, то целовались, то ругались отчаянно, не понимая, что каждое брошенное в лицо оскорбительное слово приближает их к разрыву… И все равно: в их жизни не было всех тех вселенских трудностей, которые существовали, как считала Ольга, у нее. Как бы они ни вели себя по отношению друг к другу, они не были одиноки… Их ссоры стали образом жизни. У Ольги уже не было жизни, только сплошные проблемы, с которыми не с кем поделиться. Была сестра, но и она, так же как в свое время их родители, отдалилась от Ольги, причем настолько, что даже не сочла нужным сказать, куда она едет… Значит, не сочла нужным. Но она вернется, встретится со своим Чаплиным, и у нее начнется другая жизнь, где тоже не будет места для сестры… Она чувствовала, что Маша выйдет замуж за Игоря, родит ему ребенка, и уж тогда сестры совсем перестанут видеться. У Ольги же и детей никогда не будет… Ни мужа, ни детей, а только выжившие
Прозрачная пуленепробиваемая стена, которой Ольга пыталась отгородиться от реальной жизни, ото всех тех, кого она обманывала за деньги, подталкивая к безумию, дала крупную трещину, куда начала просачиваться дурно пахнущая мерзость… Это было само зло…
Ольга даже вскочила, будто на нее повеяло смертельным холодом. Куда ей деться, как исправить свою жизнь и отказаться от всех тех встреч и ролей, которые ей предлагает словно сам дьявол? Оля понимала, что Наде верить нельзя, что она только говорит, что из этой системы можно выйти в любой момент, нет, это невозможно! Надя и ей подобные не успокоятся, если по улицам будут разгуливать свидетели их гнусных дел… Но Надя?.. А кто такая, собственно говоря, эта самая Надя? Не сестра ей и не подруга, а так, соседка по палате, женщина, которая нашла в себе столько темных сил, что решила на несчастье, болезни и даже смерти других людей построить свою комфортную и обеспеченную жизнь. Разве можно верить ей, этому исчадью ада? Тем более что она украла этот черный бизнес у такой же, если не еще более опасной и страшной женщины… Господи, поскорее бы Машка приехала. Ольга ей все расскажет, во всем признается, иначе она окончательно потеряет человеческий облик и превратится в такую же Надю.
Взгляд ее упал на журнальный столик. Откуда на нем этот маленький глянцевый журнальчик — каталог косметических средств одной очень известной французской фирмы? Как он здесь оказался?
Ей почудилось, что за стеной кто-то вздохнул…
— Кто там? — закричала она что было сил. — Кто-о-о?!
Глава 14
В Москве было морозно, выпал снег, и мне хотелось плакать от счастья, что все мои страхи и сомнения остались позади. Теперь передо мной открывалась ясная и чистая дорога, и я знала, как мне действовать, чтобы вернуть Игоря и зажить наконец спокойной жизнью, вынашивая нашего с ним ребенка. Я здорова, у меня есть любимый мужчина, который любит меня, нам было где жить в случае, если он все же наберется решимости и уйдет от своей жены. Я понимала, что он не очень богат, поскольку снятая им квартира была из недорогих: я не могла не видеть потемневшего паркета, более чем скромных, с наивным рисунком (розовые цветы на голубом, небесном фоне) обоев, продавленной софы, покрытой вытертым покрывалом… Быть может, именно бедность и является комплексом, той единственной причиной, из-за которой Игорь медлит с женитьбой? Ему нечего мне предложить? Теперь все станет по-другому, не будет этой дешевой чужой квартиры, а будет настоящий дом, теплый и уютный, наш с Игорем дом, и я никогда не повторю своей ошибки — не брошу Игоря, какой бы тяжелой ни была наша совместная жизнь. Мы все пройдем вместе, все переживем, мы не будем лгать друг другу, и всегда найдутся слова, которые помогут нам объясниться…
…Голос Лены вернул меня в морозный яркий солнечный день. Я дышала полной грудью и не могла надышаться. Как же я любила Москву, эту бело-розовую, сияющую снегом громаду, клубящуюся в сиреневой с золотом дымке наступающей зимы.
— Ты спишь прямо на ходу.
Мы с Леной мчались на такси в центр, я думаю, что и она радовалась возвращению домой: лицо ее просветлело, морщинки разгладились, а в рыжей челке весело переливались солнечные блики.
— Я задумалась. Не знаю, куда мне сначала ехать — то ли к себе, чтобы немного прийти в себя, выспаться, или же сразу к Оле… Это будет для нее таким сюрпризом!
— Если хочешь, поедем ко мне, я подарю тебе несколько своих книг… А то вдруг больше никогда не увидимся, обидно будет…
Она была права, новая жизнь закружит меня, и я, скорее всего, не увижусь с Леной, как почти не вижусь с родной сестрой. Все-таки огромные московские расстояния отдаляют людей друг от друга. Должна же я была как-то выразить ей свою благодарность, хотя бы принять ее предложение и поехать к ней. Но, с другой стороны, я была так утомлена, что не чувствовала в себе силы куда-то ехать, разговаривать, да и просто стоять на ногах, в чем я и призналась. Мы договорились встретиться на следующий день в три часа возле Театра Сатиры, куда Лена привезет мне свои книги и подпишет их: мы посидим в кафе, и я расскажу ей, как прошла встреча с Игорем… И вдруг я поняла, что просто не доберусь сама до дома. Лена, заметив, вероятно, мою болезненную бледность и чувствуя себя обязанной доставить меня домой в целости и сохранности, сказала, что сама отвезет меня…