Нирвана с привкусом яда
Шрифт:
Тамара Григорьевна с недоумением взглянула на мужа.
– Я не поняла, что именно вас интересует?
– У вас забрали документы вашей дочери?
– Мы, знаете ли, законопослушные люди, Сергей…
– …Борисович, – подсказал Диденко. – Понимаете, в чем дело… Ваша дочь и ее подруга разбились восемь лет назад, ведь так? А три года тому назад на этом же месте разбились еще две девушки и тоже 1980 года рождения, и, что самое удивительное и непостижимое, их звали Ольга Николаевна Воробьева и Ирина Васильевна Капустина. Вот, взгляните на фотографии этих девушек… Вы никогда не встречали их?
Диденко положил на стол заляпанные чернилами фотографии погибших девушек.
Воробьевы
– Нет, мы не знаем этих девушек… Но неужели возможно такое совпадение? – всплеснула руками немного успокоенная тем, что к ним пришли не с иском от Капустиных, Тамара Григорьевна. – И на том же самом месте?
– Да, между Алексеевкой и Базарным Карабулаком. Только машина была «Мерседес», а не «Волга», как в вашем случае, но врезалась она тоже в сосну… девушки погибли на месте. Я рассказал вам это, чтобы объяснить причину нашего визита… А эта девушка, ее зовут Алла, подруга тех двоих, Воробьевой и Капустиной, что погибли три года тому назад. Она приехала в Саратов, чтобы разобраться в этом деле. Значит, говорите, на фотографиях не ваша дочь с Ириной, так?
– Безусловно, это не они, это совершенно другие девушки. Но то, что вы нам рассказали, – удивительно… – В тоне Тамары Григорьевны теперь уже звучала нотка сочувствия, как если бы она на миг забыла, что и ее дочь погибла восемь лет назад. – Вы спросили нас о паспорте, о документах… У нас нет паспорта Оленьки. Даже аттестата нет, потому что она не закончила школу… Она была слишком молода, чтобы умереть…
– Спасибо, что помогли нам, и извините, что побеспокоили вас…
– Если что, звоните, заходите, мы вам с удовольствием поможем, – неожиданно предложил Воробьев. – История и впрямь интересная. И знаете, что первое приходит в голову? Что кто-то, какой-нибудь сумасшедший, к примеру, специально свел вместе однофамилиц и посадил в машину, чтобы они погибли… Чтобы повторилась история, произошедшая с нашими детьми… уж не Капустины ли это? Понимаете, они никак не могут смириться со смертью своей дочери. Они считают, что это мы, вернее, наша дочь убила Ирину, и замучили нас уже своими исками… Но суд пока что на нашей стороне. Невозможно доказать, что было на самом деле там, между Алексеевкой и Базарным Карабулаком…
– У вас есть какие-то подозрения?
– Да уж слишком странно выглядела эта история… Ну подумайте сами, зачем было Оле садиться за руль машины и ехать в Базарный Карабулак. Какая спешка? Ну, подождали бы до утра, переночевали бы у родственников, а утром Андрей протрезвел бы и отвез их туда…
– А что за родственники у вас в Базарном?
– Моя сестра, она живет там с дочерью, и Оля с детства любила гостить у них… У Любы свое хозяйство, там простор, воля, девчонки были предоставлены себе, не то что в городе… Маша тоже к нам приезжала… Вы не представляете, как девочка пережила смерть Оли…
– Получается, что это несчастный случай, – подвел итог Диденко. – И никто бы не вспомнил его, за исключением, конечно, этих Капустиных с их исками (хотя какие иски, когда прошло столько лет?!), если бы не смерть других девушек…
Он повернулся вдруг к Алле, рассеянно глядящей в окно, словно до него только что дошло, что и ее подруг звали точно так же:
– Ты точно знаешь, что их звали именно так и что они были с восьмидесятого года?
– Им было по двадцать два года, и звали их Ольга Николаевна Воробьева и Ирина Васильевна Капустина… – повторила она, вслушиваясь в свой голос, словно он мог солгать.
– Если вы собираетесь навестить Капустиных только для того, чтобы убедиться в том, что они никогда
– И в чем выражается их месть? Что они предпринимали, помимо исков?
– Рита Капустина напивалась и звонила мне среди ночи, – оживилась Тамара Григорьевна, – называла мою дочь убийцей… Это было тяжелое время, можете мне поверить. Что касается Василия, то у него своих мозгов и чувств нет, он всецело принадлежит своей жене и повторяет все ее слова, он – бесхребетное существо, его даже жаль…
– Вы стали врагами? – прямо спросил Диденко.
– Это проходит, знаете ли, – отмахнулся Воробьев и отвернулся, как если бы слово «враги» жужжало у него перед носом.
– Мы вам оставим одну фотографию, вдруг вы что-нибудь вспомните. – Диденко собрал со стола фотографии, а одну поставил, прислонив к вазочке с конфетами. – Мало ли…
Воробьевы еще раз предложили выпить чаю, но Диденко с Аллой поблагодарили их и ушли: было поздно, но они все равно решили навестить Капустиных…
Глава 16
Маркс, ноябрь 1997 г.
Без Романа мельница казалась пустой, холодной, безжизненной. И только один костер полыхал и разгорался все ярче и ярче – это была жгучая ревность, которую испытывали две сблизившиеся женщины к третьей, завладевшей с легкостью бабочки Романом и теперь собиравшейся с ним в Австрию. Длинноногая блондинка с хорошими манерами, талантливая пианистка, Наталья произвела, по всей видимости, на Эрика Раттнера благоприятное впечатление. Приблизительно с неделю они вчетвером – Роман, его мать, Наталья Метлина и Эрик Раттнер – обсуждали детали выезда за границу, звонили в немецкое посольство в Москве, задавали вопросы, консультировались у вице-консула, каким образом Роман и его невеста могут выехать в Австрию и что для этого нужно, а в это время на мельнице в гробовой тишине рушились планы и мечты двух беременных женщин – Вики и Марины.
– Эта сучка околдовала его, – говорила Вика, кутаясь в теплую шаль и прихлебывая кипяченое молоко. Марина сидела напротив нее за кухонным столом и катала по столу хлебные шарики. – Пока мы с тобой здесь пухнем, толстеем, мечтая приручить Романа и сделать его отцом наших детей, мы даже породнились с тобой, как жены мусульманина, вынужденные терпеть друг друга рядом, эта Метлина, эта шлюха, любовница Сашки, изнасиловавшего тебя и выставившего посмешищем перед твоими однокурсницами, покупает себе в дорогу гигиенические прокладки и в свободное время почитывает историю искусств… Вот сучка! Пудрит мозги этому австрияку, строит глазки… Вот увидишь, как только они приедут в Вену, она и с ним тоже ляжет в постель… Ненавижу…
Зима подвалила неожиданно, замела крыльцо, выстудила огромные комнаты, снег залепил окна, и только в кухне и маленькой спальне, где Вика с Мариной спали на одной широкой кровати, кутаясь в толстое, из овечьей шерсти, одеяло, было еще тепло. Роман исчез. Он не появлялся, не приносил денег. Он забыл о них, бросил на произвол судьбы, обрек на голодную смерть… Не вспоминал и про свою любимую некогда мельницу – теперь, если судить по его коротким телефонным звонкам, она доставляла ему только тяжелые воспоминания о несвободе, о том, какими лживыми и хитрыми могут быть женщины…