Нищета. Часть вторая
Шрифт:
— Нельзя ли сделать ему операцию, чтобы его физиономия стала неузнаваемой? — спросил старьевщик.
— Ну, не продувная ли бестия этот Обмани-Глаз? — заметил сыщик.
Вдруг дверь лавки распахнулась, и перед сообщниками появился слегка пошатывающийся старик. Нос его был красен, как помидор, глаза походили на чернослив, а рот напоминал щель копилки. Желая показать, что он знает приличия, вошедший оставил за дверью корзинку и крюк, каким пользуются тряпичники.
— Здорово, сосед! — сказал он Обмани-Глазу. — Привет, господа!
И
— Что это значит, дядюшка Пивуа? — сердито спросил старьевщик. — Разве можно так вваливаться к порядочным людям?
— Прошу прощения, сосед, но мои голуби все время залетают на ваш чердак. Я заметил, что у вас горит свет и решил зайти за ними. Будьте добры, верните мне моих голубей!
— В своем ли вы уме, любезный? Откуда взяться голубям у меня на чердаке? Идите-ка и проспитесь.
— Я правду говорю, — возразил дядюшка Пивуа, упрямый, как все подвыпившие. — Я не уйду, пока вы не отдадите голубей!
И он направился к двери, ведущей на лестницу.
— Сейчас я вам покажу, старый пьянчуга, что их у меня нет! — сказал Обмани-Глаз, желая поскорее избавиться от непрошеного посетителя.
Взяв лампу, старьевщик повел его наверх, уверенный, что Санблер сидит взаперти и что голуби существуют только в воображении дядюшки Пивуа.
— Вот, можете убедиться, — проговорил Обмани-Глаз, освещая первую комнату, где, как и в те дни, когда в ней жил Бродар, ничего не было, кроме складной кровати и стула. — Поглядите сами: здесь нет никаких голубей.
Они уже собирались спуститься вниз, как вдруг за перегородкой раздался шум, похожий на хлопанье крыльев.
— Вот видите! — воскликнул дядюшка Пивуа. — Мои голуби здесь, я слышу их!
— Они на крыше, старый дурак!
— А я вам говорю, что они за перегородкой, вот тут!
И он стукнул кулаком по дощатой стенке.
— Потише, любезный! — прикрикнул на него Обмани-Глаз. — Вы пьяны вдрызг. Уходите, не то я позову полицию. Эй, сюда!
Но Николя и де Мериа испугались и молча переглядывались. Если Санблера обнаружат, дело табак! Они переминались с ноги на ногу внизу у лестницы, когда Обмани-Глаз столкнул с нее пьяницу, справившись с ним без особого труда. Дядюшка Пивуа свалился чуть не на голову Николя. Тот, видя, что остается лишь выпроводить гостя, помог хозяину оттащить его к двери. Дядюшка Пивуа рычал, окончательно опьянев от гнева.
У входа в дом столпились зеваки, привлеченные криками, и когда наконец пьянчугу вытолкали, людей собралось немало. Пивуа, несмотря на свою приверженность к спиртному, а возможно именно благодаря этому, был популярен среди местных тряпичников, между тем как Обмани-Глаза недолюбливали. В толпе раздался ропот.
— Что случилось? — спрашивали наиболее спокойные. Другие угрожали старьевщику.
— Погодите, мы вас научим вежливому обращению!
— Вы же видите, что он назюзюкался! — крикнул Обмани-Глаз. Его голос, резкий как свисток, заглушил все остальные. — Он хочет, чтобы я ему объяснил, как его голуби пролетают сквозь стены моей квартиры! Правда, старикан?
Все
— Да, Да! — кричал Пивуа. — Мои голуби у него на чердаке!
— Поди-ка проспись!
Все еще смеясь, его увели.
— А я вам говорю, — повторял он, — мои голуби попали к нему на чердак!
Обмани-Глаз запер дверь.
— Вы оба палец о палец не ударили, чтобы мне помочь! — сказал он, глядя на своих сообщников с явным неудовольствием.
— Что ж, по-вашему, — возразил Николя, — нужно втроем бороться в одним пьянчужкой?
— Ладно, — сказал старьевщик, не обращая внимания на его слова, — теперь, надеюсь, вы мне поможете убедиться…
— В чем?
— В том, что Пивуа прав и голуби у Санблера.
Предлога, чтобы отказаться, не было. Заперев как следует входную дверь, Обмани-Глаз поднялся по лестнице. За ним шел Николя, а Гектор замыкал шествие, думая по себя: «Как низко я опустился!»
— Эй, Санблер! — позвал Обмани-Глаз, постучав в перегородку.
— Я здесь! — невозмутимо откликнулся урод.
Они вошли, и Санблер встретил их весьма холодно.
— Ну, братцы, солоно мне приходится от вашего гостеприимства! Что это еще за история с голубями? Спятили вы все, что ли?
Действительно, никаких голубей не было.
— Не втирай нам очки, — сказал старьевщик. — Почему же привлек внимание? Если твои попытки проломить стену заметят, ты первый же и поплатишься!
— Вы рехнулись, — повторил Санблер, — глядите сами!
В чулане не было ничего, кроме постели на полу.
— Ты неблагодарен, — заметил Николя, — и доставляешь неприятности тем, кто тебя спас.
— Спас меня? Скорее самих себя, — возразил бандит. — Вы боялись, как бы я не проболтался.
— Он ничего не хочет понять, — буркнул Обмани-Глаз.
— Предупреждаю вас, Габриэль, — заявил де Мериа, — если вы будете так себя вести, я больше не дам ни единого су на ваше содержание.
— До чего же везет этому графу! — глумливо воскликнул Санблер. — Красавицы устилают ему дорогу золотом! После богатства Олимпии — приданое жены! Почему ж не оказывать услуги друзьям? Правда, Альфонс [38] , то бишь я хотел сказать — Гектор?
Де Мериа промолчал и спустился с Николя и Обмани-Глазом вниз.
38
Альфонс — так называют мужчину, состоящего на содержании у женщин (по имени героя комедии А. Дюма «Мосье Альфонс»).
— Мне кажется, — сказал Николя, — вся эта история с голубями просто мистификация.
— А я вам говорю, что он долбит стену и затыкает дыры, вот и все.
— Чем же он может ее долбить?
— У него есть напильник.
— В самом деле, мы об этом забыли.
— И когда он продолбит стену насквозь, его увидят с улицы без всякой подзорной трубы. Начнутся расспросы, а так как меня здесь не любят…
— Куда же его девать?
— Куда хотите. С меня хватит! Пробивает стену, каково! Выпустите его.