Нищий
Шрифт:
А вот плащики у них интересные. Рассказывал мне Катун про такие: это производства эльфов, и очень, очень дорогие — плащи-хамелеоны. Отводят глаза, принимая цвет того, на что ты смотришь. Эльфийская магия. Это что получается, за мной эльфов, что ли, прислали? Что-то я им сильно насолил… эти плащи стоят целое состояние! Ну я так думаю: может, они их поперли у кого-то. Когда этот плащ надеваешь изнанкой наружу — плащ как плащ, не отличишь от обычных, выворачиваешь назад — и тебя не видно! А мне ведь повезло… мне же рассказывал Катун, что видеть разведчиков в таких плащах способны только маги. Как я-то умудрился? Я что — маг? Опа-па, опа-па! Мага не видали!
Я
Я с презрением плюнул на трупы, стащил с них плащи, надел на себя котомку с баблом, крякнув от напряжения, и, придерживая лямки — боялся, что оторвутся, — натянул сверху плащи, немного испачканные в крови. Они скрыли меня с головой — теперь я не был заметен. Сверху капюшон, почти полностью закрывающий лицо. Глаза видели сквозь завесу, но не висели в воздухе, как у Чеширского кота, — это я уяснил по своим преследователям. Ужасно довольный очередным приобретением, я отправился домой. Теперь я мог спокойно ходить по улицам, не боясь, что меня заметят.
Кстати, преследователи не были эльфами, это были люди. Я знал, что эльфов в империи мало — их очень недолюбливали после войны с колониями, когда они поддержали отделение колонистов от Ласандии. Единственный эльф, которого я видел, был разведчиком у бандитов. Взятые в виде трофеев плащи доказывали, что торговля с бывшей колонией, Карасом, идет довольно оживленно и, скорее всего, контрабандно.
Теперь дорога домой была приятна, хоть я и устал как собака. Все-таки лазать по тоннелям, тащить на себе полтора пуда золота и убить четверых плюс две собаки — довольно утомительное занятие. Я бы предпочел сейчас ехать на джипе.
Усмехаясь своим же мыслям и активно передвигая конечности, я подошел к дому. Сначала направился в палисадник, снял плащи и котомку, привязал мешок к веревке. Затем, оставив плащи на месте, возле веревки, прошел в огород и стал умываться у колодца, оттирая угольную пыль и кровь. Привел себя в порядок — и снова к плащам. Один, размахнувшись, забросил в комнату, второй надел на себя и поднялся по веревке, а затем втащил в окно и ее, вместе с привязанной к ней тяжеленной котомкой.
Деньги считать я не стал, котомку бросил под кровать. Она так брякнула мешочками с золотом, что я даже напугался — Марасу бы не разбудить. Раздевшись, осмотрел себя, включив магический светильник. На левой руке и на больной ноге были ужасные кровоподтеки от собачьих зубов. Еще бы немного, и они перекусили бы кости. Конечности ужасно болели, я подумал: может, что-то болеутоляющее найти? Сейчас бы коньяку хлопнуть стакан… руки и ноги трясло от напряжения и от нервного возбуждения, которое искало выхода. Хорошо хоть, что завтра я взял выходной — решил два дня подряд отдохнуть от школы. С трудом успокоившись, я заставил себя заснуть.
Утром сквозь сон я услышал чьи-то голоса, наверное, к матушке Марасе пришли за настойкой или мазью. Она получала за свои услуги действительно немного. Я подозревал, что ее клиенты не такие уж нищие, но вечно плакались и давали ей сущие гроши. Она, по доброте своей, не обижалась и объясняла мне, что одной соседке трудно, она детей тащит, другая никак мужа-пьяницу не приструнит, который ей ни житья, ни денег не дает, а третий сосед еще мужа ее знал — как с ним говорить об оплате, да и денег
Посетители долго сидели, тетушка гремела посудой — видно, чай пили, потом шум затих — скорее всего, гости ушли. Я, скрипя сочленениями, как заржавленный траншейный экскаватор, встал с постели и потащился вниз.
— Привет, тетушка! Как спалось? — Я плюхнулся на стул за кухонным столом и пододвинул к себе чистую глиняную чашку для чая.
— Ой, так спалось! Приснился муж, да такой молодой, улыбается, что-то сказать хочет! — Тетушка забегала по кухне, собирая мне завтрак. — И ведь не пойму, чего сказать-то хочет! Машет мне, машет! Манит меня! — Потом погрустнела: — Умру я, наверно, скоро… Вот и он говорит мне: «Скоро встретимся».
— Да ну вы чего, перестаньте! Вам еще жить да жить! — Я не на шутку расстроился, представив, что она померла. Почему-то часто хорошие, добрые люди умирают рано, как будто они нужны где-то в другом месте. А вот подонки живут весело и счастливо. Я не знаю, почему так… иногда это наводит грусть.
— Ну, не будем о плохом. Я щас тебе чего расскажу!
Я насторожился:
— И чего такого? У тетушки Сараны появилось два любовника-курсанта? Мясник раздал все свое мясо неимущим и пошел побираться? Чего там такого прям интересного?
— Да ну тебя! — стала смеяться Мараса. — Сарана… уу-ха-ха-ха… надо ей рассказать! Ну, шутник!
— Тетушка, не вздумайте! Она мне в чашку плюнет на кухне в школе! — засмеялся я и отпил чаю.
— Ой, я не могу… в чашку плюнет! А она может! Ух-ха-ха-ха… — Мараса отсмеялась и продолжила: — Нет, тут в городе такое творится! Говорят, канцлера-казначея обокрали, ночью к нему кто-то вломился, и денег вынесли — ну немерено! Просто немерено! Напугали его, убили собак, охранника! Теперь весь город на ушах! Ищут какого-то черного. Говорят, вроде как откуда-то с островов, черный совсем. Всех на базаре допрашивают, чего видели. Что будет-то! Если уж на канцлера напали, а нам тогда чего ожидать? Сказали, сам император дал задание искать грабителя. Это же надо додуматься — напасть на второе лицо в государстве!
— И правда, это додуматься надо было, — кисло подтвердил я. — Как думаете, найдут?
— Да ну, наши-то стражники? Они только девок на базаре щупать горазды да мзду собирать с честных торговцев. Хотя знаешь, есть у императора тайная служба — там и маги, там и стражники особые. Даже, говорят, эльфы есть и гномы. Эльфы лучшие следопыты, а гномы — у них своя магия, они под землей хорошо лазят. Одно слово — гномы.
— Тетушка, при чем тут лазить под землей-то? Гномы-то зачем?
— Хм… ну как зачем — грабитель-то из тоннелей вылез. Тут какая штука: объявлять всем не объявляли, но слуги-то не молчат, у всех языки есть. Быстро все разбалтывают. Так вот, он из-под земли вылез, напал на канцлера и ушел. Вот такие дела.
— А еще что-то рассказывали про это? Мне тоже интересно стало, сколько он там унес?
— Говорят, очень много — только на лошади увезти!
— А как так — только на лошади, а он унес на себе?
— Ну, не знаю. Вот что сказали, то и передаю. Много унес — казенные деньги, говорят. Канцлер у себя хранил, подати, а он унес. Теперь вся стража искать будет. Только ведь не найдут…
Мараса еще долго рассуждала о глупых и мздолюбивых стражниках, о сокровищах, изъятых у канцлера, а я сидел и думал: «Угораздило же меня вляпаться! Этот сучонок списал под грабеж минимум раз в пять больше, чем я взял, а все ведь повесят на меня! Канцлер не в убытке, а в прибытке, а ищут… хм… ищут-то они хорошо — негра какого-то!»