Ниша забытой жизни

Орловская Татьяна

Что это? Тень металась над распростертым телом Сероглазого. Тот лежал ничком, неподвижно, раскинув ноги и руки. Франсуа поднял взгляд и увидел в небе зловещий силуэт. Бородач! Гигантский гриф-ягнятник.

Сквозь длинные, ножевидные крылья просвечивало солнце. Хищная рыжая голова с черной бородкой, словно стрелка компаса, неуклонно поворачивалась в сторону Сероглазого. Бородач парил над ним, то снижаясь, то взмывая. Примеривался. Сизые когти были растопырены.

И тогда Франсуа опомнился, пронзительный свист вспорол тишину долины. Тело Сероглазого подскочило и тут же плюхнулось на место. А Франсуа свистел и носился по берегу, подпрыгивая и размахивая руками. Палка! Нужна палка, чтобы изобразить ружье.

Они всегда делали так в детстве, когда над стадом появлялся ягнятник. Это было редко, но все мальчишки долго вспоминали потом об этом. Еще бы! О бородачах говорили, что они нападают и на человека... Гриф таял в выси, уменьшаясь и уменьшаясь, а Франсуа все смотрел в небо и смеялся, как в детстве. Потом он услышал мерный плеск ручья.

Тяжелая, теплая рука опустилась ему на плечо. Что-то мягкое осторожно прижалось к спине. Франсуа не испугался. Он знал - это Сероглазый. Недавний преследователь, как дитя, притулился к человеку. Из его груди лилось почти кошачье мурлыканье. Благодарность. Он был доверчив и добр, как все агогве.

Да, такими они были. Во всем слышанном и виденном Франсуа ни разу не заметил проявлений недовольства, агрессии, злости. И в этом обезьянолюди не были похожи ни на людей, ни на животных. Трогательная дружба объединяла стадо. Они удивительно чувствовали друг друга. Лишь Сероглазый выделялся на общем фоне своим скверным характером. Впрочем, Франсуа не мог судить о его отношениях с сородичами. Казалось, Сероглазый был так поглощен преследованием человека, что совсем не общался с ними. Стоило кому-нибудь подойти на близкое расстояние к Франсуа, как долговязый индивидуалист вырастал между пленником и сородичем и последний молча, но всегда миролюбиво проходил стороной.

Но всякий раз, возвратясь из леса, австралопитеки приносили изрядную порцию плодов, кореньев и насекомых. Сероглазый стаскивал с одного, другого, третьего заплечную шкуру с провиантом и начинал рыться. Самые крупные плоды он сваливал у шалаша - для пленника. Это смущало и путало Франсуа. Он никак не мог понять чувств, которые питал к нему этот странный доисторический тип. Лишь одно существо молча властвовало над Сероглазым - старый Ву.

Мурлыканье внезапно оборвалось. Сероглазый встал. Обернулся и Франсуа. На опушке стояло шестеро во главе с Ву. И тут послышался приглушенный клекот грифа. Франсуа посмотрел в небо. Ни пятнышка. Скрипучий звук раздавался совсем рядом. Ах вот что! Это клекотал Сероглазый, подражая бородачу. Информирует о происшествии?

Стало нестерпимо жарко. Франсуа побрел было в тень леса, но Ву неуклюже подтолкнул его к шалашу. Там на широком листе у входа лежал убитый птенец грифа. Вот оно, простое объяснение. Сероглазый чуть не поплатился за угощение, которое его сородичи добыли для человека. Но возможно ли? Люди с огнестрельным оружием не рисковали приблизиться к гнездам этих жестоких птиц! А тут... Голыми руками, в неприступных скалах...

Две недели он не ел мяса. Вот оно - так близко! Но между ним и желанным мясом не хватало целой цепи изобретений человеческого разума: кресала, ножа... Святая Мария! Зачем нужны были все эти тысячелетия восхождения к вершинам цивилизации, если он беспомощен перед куском мяса, который добыли звери. И добыли разумом, на который человек не способен!

Франсуа стал остервенело вырывать пух из тела птенца. Он готов был рычать от нетерпения и злости. Пух был жестким, как конский волос, руки то и дело накалывались на остовы нарождающихся перьев. Пальцы взмокли от крови и человеческого пота, а конца работе не было видно. И он услышал зловещий рык за спиною. Это рокотал Сероглазый, заразившийся его состоянием: отчаяние хищника, не достигшего жертвы. Он точно уловил чувство Франсуа. Только он во всем стаде мог это уловить!

И человек в бессильной злобе швырнул

рычащему зверю изуродованную птицу...

В тот день он больше не видел Сероглазого и напрасно ждал, что тот поделится с ним куском мяса. Древний индивидуалист исчез, словно гриф, вцепившись в тяжелую ношу. Лесной "паек" Франсуа съел сам, жадно восполняя фруктами дневную утрату. В этот момент к нему и подошел Ву.

Старик по-отцовски осмотрел Франсуа и потянул за руку. Они шли вдоль лагеря на шум водопада. У самой скалы, наполовину залитой солнцем, углубились в лес и пробирались к ней со стороны деревьев. И тут Франсуа увидел, что над кронами зияют зевы пещер. Ву шел впереди, и на сей раз Франсуа без посторонней помощи поднялся за ним по цепочке грубо выдолбленных ступенек в самую верхнюю пещеру. Она была уже погружена в тень, но небо еще достаточно ярко светило над долиной.

Недалеко от входа Франсуа с изумлением увидел кострище. Значит, они знали огонь! Он присел к холодным угольям, стал рассматривать остывший очаг. Но тут же понял, что огонь горел здесь слишком давно. В кострище лежали камни, покрытые копотью. Значит, они лежали здесь и тогда, когда вокруг полыхал огонь...

Ву скрылся в глубине пещеры, и оттуда доносились звуки какой-то возни. У стены Франсуа увидел груду костей и черепов животных, рога, копыта и клыки. Он и раньше задавал себе вопрос: откуда у австралопитеков шкуры? На его глазах они вели совершенно травоядный образ жизни. А тут... Чуть поглубже в полутьме белели два черепа, сцепленные спиралевидными рогами. Антилопа куду... С другой стороны кострища он вдруг заметил мелкие и крупные осколки раздробленных костей. Они лежали в странном порядке - двумя кучками, будто рассортированные по размеру чьей-то хозяйской рукой.

Из темноты появился Ву. На одной руке он нес шкуру... леопарда. Она была изумительно красива, но без головы, как и все шкуры, которые видел Франсуа в стойбище. Ву положил ее перед собой и свалил на нее то, что принес во второй руке. Сердце Франсуа сжалось от неожиданности. Это были вещи, которые могли принадлежать только людям.

Перед ним лежали карманные часы марки "Бурэ", небольшой кожаный кисет, затянутый шнурком, и краги из замши. Все это были очень старые вещи. Такие можно было найти только в дедовских кладовках. Ву взял часы за цепочку и повесил себе на шею, подобно медальону. Часы были большие, желтое стекло потускнело, циферблат еле различался. Ву выпятил грудь вперед и расплылся в улыбке. Решившись, Франсуа взял кисет.

Тайная мысль о том, что в кисете может оказаться табак, делала эту вещь особенно привлекательной. Он прощупал кожаный мешочек. Тот был пуст, но какой-то слабый хруст насторожил Франсуа. Оглядев вещь внимательно, он понял, что австралопитеки вряд ли его развязывали. Узел был так крепко затянут, что почти не выделялся на тесемке.

Потом он осмотрел краги. Они были застегнуты. Франсуа протянул обувь владельцу. Ву стал махать ими в воздухе, напоминая разносчика газет, если таким мог быть немой. Лицо старого австралопитека светилось восторгом. Ноги стали переступать в такт, часы на груди болтались из стороны в сторону. Франсуа показалось, что он присутствует при каком-то ритуальном танце. Ву даже стал издавать какие-то звуки, похожие на бульканье.

Когда он угомонился, Франсуа взял краги и приладил к своим ногам. Внимательно наблюдавший за ним австралопитек был ошеломлен. Он не шелохнулся во время процедуры застегивания, а когда Франсуа, облаченный в накладные голенища, встал во весь рост, Ву подполз к его ногам и стал гладить и похлопывать их. Трижды он плюхался наземь, рассматривая преображенную вещь. Когда Франсуа сел, Ву вцепился в застежки и стал нетерпеливо трясти их.

Франсуа протянул руку к часам, и старик с готовностью стянул с себя цепь.