Нить курьера
Шрифт:
После этого командир сразу же пригласил к себе начальника политотдела.
Прочитав бумаги, тот сокрушенно покачал головой:
— Да, здесь мы оказались не на высоте, — только и сказал он. Помолчав, добавил — И все же я рад тому, что враг оказался разоблаченным.
— И не без вашей помощи, — сказал я. — Помните ночь на чердаке?
— Что же от нас требуется? — спросил командир, стараясь оправиться от тяжелого для него удара.
— Поместить меня на территории гарнизона, в вашей маленькой гостинице для приезжих, разумеется, в отдельной комнате. Лучше всего в той, что наверху.
— А люди? Может, вас подкрепить людьми? — спросил командир.
— Спасибо. Думаю, что справимся сами.
Я поднялся с кресла, надел фуражку.
— Можно начать осмотр?
Командир и начальник политотдела переглянулись, и последний решительно сказал:
— Пошли.
Только минут через тридцать мы добрались до кинобудки. Дверь в кинобудку была открыта, и мы заметили, как из нее выскочил Ползунов. Но закрыть ее на замок и скрыться он не успел.
— Э-э-э, товарищ киномеханик, — позвал его командир. И когда тот приблизился к нам, потребовал — Доложите-ка проверяющему о состоянии аппаратной.
Ползунов отступил назад, подтянулся и приготовился к отдаче рапорта, но я остановил его:
— Предъявите удостоверение и талон.
Сунув в карман предъявленные Ползуновым документы, шагнул через порог киноаппаратной. Командир, начальник политотдела и Ползунов последовали за мной.
Благо, что, готовясь к поездке, я проштудировал соответствующие инструкции и уже твердо знал, что киномеханик допускается к обслуживанию киноустановок только при наличии у него удостоверения государственной квалификационной комиссии и талона по технике пожарной безопасности.
Первые шаги в роли пожарного инспектора убедили меня в том, что мною взят правильный тон. Входя в аппаратную, я уже чувствовал себя хозяином положения.
— Кровать? — изумленно и с негодованием воскликнул я. — Разве вам не известно, что в киноаппаратных категорически запрещается устройство всякого рода ночлегов?
— Разрешите доложить, в казарме производился ремонт, — соврал Ползунов, — и я лишь на время ремонта перетащил сюда свои постельные принадлежности.
Командир и начальник политотдела удивленно посмотрели на Ползунова.
— А этажерка, электроплитка, чемодан?
Ползунов молчал, понурив голову…
— Здесь и моя вина, товарищ инспектор, — вмешался в разговор начальник политотдела. — Я знал, что с некоторых пор киномеханик спит в аппаратной, но не потребовал от него возвращения в казарму.
Видя, что провести никого не удалось, Ползунов не без злорадства проговорил:
— Я спал в кинобудке с разрешения начальника политотдела, но теперь перейду в казарму.
— Инспекцию я продолжу после того, когда будет ликвидирована эта ночлежка, — строго сказал я и, обращаясь к командиру, попросил — Прошу вас отдать необходимые распоряжения.
Сказав это, я сразу
В кинобудке воцарилось неловкое молчание.
Прошло немного времени, и начальник политотдела выругался. Обращаясь неизвестно к кому, заговорил:
— Принес же его черт, когда получен приказ о передислокации…
— Разве мы переезжаем… куда? — поспешно спросил Ползунов, и в его голосе прозвучала тревога.
— Куда, куда, — обозлился на него начальник политотдела, — домой, переучиваться. А ты развел здесь черт знает что. Всыпать бы тебе на дорогу…
— Товарищ киномеханик, — послышался недовольный голос полковника, не знаю, что будет с другими, но вас я накажу строго. И обещаю: не быть вам больше киномехаником.
Командир соединения прошелся по кинобудке, ногой затолкнул под кровать чемодан, перелистал несколько книг на этажерке и вновь, подойдя к Ползунову, приказал:
— Даю один час на переселение в казарму и на приведение кинобудки в порядок.
После этих слов я отошел от стены здания и быстро скрылся в кустах. Побродив между деревьями, я снова направился к штабу.
Дежурный по штабу ожидал меня на крыльце.
— Мне поручено провести вас к месту ночлега, — сказал он.
Я молча кивнул и, взяв оставленный ему на хранение чемоданчик, пошел вслед за ним к небольшому домику в зарослях высоких акаций.
Мы вошли в узенький и короткий коридор домика. Две двери налево и одна прямо вели в комнаты первого этажа. Небольшая крутая лестница привела к низенькой узкой двери — единственной на втором этаже.
Дежурный открыл ее ключом и пропустил меня в маленькую квадратную комнату с одним окном, к которому свисали ветви старой, густо разросшейся акации. В комнате стояли небольшой столик, узкая кровать с постелью на мягкой сетке, тумбочка с телефоном и графином с водой, три жестких венских стула. Окно было распахнуто настежь, на нижней его половине трепетали от ветра тонкие прозрачные занавески.
В комнате было чисто. От только что помытого пола веяло свежестью и прохладой.
— Горничная внизу, — сказал дежурный, — если нужно — могу позвать.
— Спасибо. Разыщу сам, если понадобится.
— Если больше ничего не нужно, разрешите удалиться!
— Пожалуйста.
Закрыв за ним дверь, я задвинул чемодан под кровать и, не раздеваясь, сняв лишь ботинки, повалился в постель.
Проснулся я в полной темноте, посмотрел на часы: половина двенадцатого.
Свободно ориентируясь, достал из чемодана портативную рацию. Одел наушники. Склонился над шкалой и начал плавно поворачивать верньер. Волосок на шкале пополз к цифре десять.
Радиопередатчик Ползунова работал на частоте около десяти тысяч трехсот килогерц. Не прошло и часа, как в уши словно вонзились точки и тире очень высокого и сильного тона. Через три минуты Ползунов замолчал. Но после небольшой паузы снова послышались сигналы. Это Шварц давал указание своему шпиону.
Затем все смолкло, наступила тишина.
Я выключил рацию и уложил ее в чемодан. Включил свет. Сел к столу, к листу бумаги, испещренному точками и тире. Склонился над злополучным стихотворением.