Нить надежды
Шрифт:
– Да нет, – вздохнула я, – практически нет. Тринадцать лет учебы в школе Легиона и три месяца практики в качестве звездолетного техника…
Ско протянул мне руку.
– Меня зовут Ильтен. Можно просто Ильт.
– Я уже поняла. Меня зовут Синь. Синагет Ледариэн.
– Красивое имя, – похвалил он, и мне стало приятно. Ладонь Ильта оказалась твердой, сухой и теплой.
– Ты серетанка?
– Наверное. Не знаю. Выросла на Серетане.
– Глаза у тебя артиксийские.
– Да, мне это говорили. Но я не знаю своих родителей. Я выросла в школе.
Ильт с сочувствием посмотрел на
Впрочем, я не так уж далека от истины.
Мы долго разговаривали. Как-то у нас поехало, как по маслу, едва речь зашла о кораблях и оружии. Я рассказывала Ильту про «Страгонов» и «Найков», наверное, это были государственные тайны, но какие к змею сейчас тайны… Ильт от души веселился.
– Четырнадцать ракет, говоришь…
– Ну да. «Воздух-земля» или «воздух-воздух»… А если космические вешать, то восемь. Но это редко так бывает, чтобы с полной загрузкой… Знаешь, радиус-то сокращается.
– Ох, бедняги… радиус сокращается.
– А что, у вас не так? На ваших ландерах?
– Ну у нас тоже есть понятие радиуса действия… в парсеках, – пояснил Ильт. Я застонала.
– Так ты сама-то летала?
– Ну да, случалось. В школе. Я только на шестом «Страгоне»…
– Ага. Ну и как?
– Да ничего, до шести «же» я свободно держу.
– Боже ты мой, какое варварство! Сколько тебе лет-то было?
– Семнадцать, восемнадцать… А что?
– А гравикомпенсаторы на что?
– Ну уж простите… не придумали… умишком не вышли… звиняйте великодушно.
Я ехидничала, а на сердце скребли кошки. Тебе бы, змеиное отродье, выйти разок из пике на шести, на восьми «же»… А Грейт не справился с управлением, или что-то там отказало, так и не разобрались, и не сработала катапульта. А на ваших супер-пупер-ландерах стоят гравитационные сплетения, и вы вообще не знаете небоевых потерь, разве что в подпространстве какой одиночка заблудится.
Ильт тоже напропалую выдавал государственные квиринские тайны. Даже, забывшись, начинал мне рисовать пальцем на стене схемы связи гравитационной ходовой части с реактивной. Я никак не могла понять, каким образом эти части взаимодействуют, и как получается, что при их совместной работе так улучшаются все летные показатели…
Вскоре принесли ужин. Мы взяли миски и вернулись на законные, насиженные места. На них уже никто и не претендовал, и похоже, все тихо смирились с тем, что я общаюсь с новичком. Оно и вполне естественно – ведь полицейским как-то несподручно иметь дело с бывшей преступницей, а ско без разницы, он не серетанец. Ну и его можно понять, я ведь девушка молодая, красивая… Уверена, что в черепушках моих товарок зрели целые кладези сплетен, готовые в любой момент взорваться вулканом. Но мне это как-то безразлично. Тут уж не скажешь о нас ничего плохого, верно? Ведь мы все время на виду у всех, и все видят, что
Я вознамерилась проглотить выданную вместе с ужином таблетку сэнтака. И тут рука Ильта перехватила мое запястье. Я с удивлением посмотрела на него.
– Ты чего?
– Подожди немного, – попросил он. Я опустила руку с таблеткой. Ильт прошептал.
– Не ешь эту гадость. Можно в туалет выбросить, если незаметно.
– Поздно, – ответила я так же тихо, – я уже привыкла.
Ильт яростно помотал головой.
– Отвыкнешь.
– Это очень тяжело.
– Ты сможешь. Синь, пойми, пока мы не в зависимости от них – мы не рабы на самом деле.
Я молчала, глядя в пол, не зная, что ответить. Ильт, в общем-то, был прав. Я легкомысленно отнеслась к сэнтаку, но ведь именно так Аригайрт и добивается полного подчинения своих рабов. Не надо бы таблетки принимать… лучше перетерпеть. Но…
– Ильт, не все ли равно? Ведь нам уже не выбраться с Глостии… Это теперь наша жизнь.
– Ты ешь кашу, – посоветовал он. Мы налегли на еду, чтобы не вызывать подозрений. Таблетка так и была зажата у меня в кулаке. Действительно, пойти в туалет и выбросить. Она быстро растворяется, никто не заметит…
– Я лично не собираюсь там задерживаться, – негромко сказал Ильт.
– А что делать? – спросила я жадно.
– Бежать, конечно.
Я вдруг сообразила.
– Подожди, ты же ско… у вас должны быть эти… подпространственные маяки.
– Нет у меня маяка, – сказал Ильт, – он на бикре крепится. Помощь вызвать мы не сможем. Но что-нибудь обязательно придумаем. Только надо желание это сохранить, понимаешь? Не сдаваться.
Это он про сэнтак… Не сдаваться. Но ведь от него освободиться уже невозможно. Сколько раз нам говорили. Ломка, и все такое. Я принимаю уже достаточно долго.
– Ильт, я уже две недели принимаю. Я не смогу.
– Сможешь, – яростные угольно-черные глаза блеснули на меня, – сможешь. Ты ведь легионер. У тебя получится.
Получится… даже стонать ведь нельзя будет.
– Ильт, если они узнают, что мы не принимаем таблетки, будут вводить насильно.
Он кивнул.
– Мне уже вводили насильно, – сказал он, – я согласился на таблетки поэтому. Но здесь контролировать каждого они уже не могут. Надо просто аккуратно это делать. Синь, две недели – не так страшно. Два дня перетерпишь, не больше…
…Таблетка упала бесшумно. Никакого плеска не было. Но я тут же спустила воду, и в шуме унитазного водопада шипение растворяющегося сэнтака потерялось окончательно.
… Глин оборачивает флакон носовым платком, потом, испытующе глядя на нас, достает из кармана розоватую круглую таблетку, бросает в жидкость. Сэнтак шипит, растворяясь.
– Круто! – глаза Мики блестят.
– А то!
Глин поболтала флаконом и сделала первый глоток грапса. Лицо ее сразу покраснело, выступили слезы. Глин поспешно отправила в рот кусок хлеба и передала грапс дальше. Следующей оказалась я. Глотнула, набрав побольше воздуха.