Нити зла
Шрифт:
— Все подумают, что ты никогда не видел дождя.
Рекай снова счастливо засмеялся. Эзель почти не ошибся.
Павильон стоял на крыше Императорской крепости посреди искусственного озера. С садом его соединял узкий мост. Искусная резьба украшала стены. Через узор из листьев и пиктограмм сидящие внутри могли смотреть на воду. С крыши свисали корзины с цветами, а по углам стояли приземистые каменные колонны, выкрашенные в кораллово-красный цвет. Ночь совсем недавно опустилась на землю, и Эзель сам зажег светильники на колоннах. В помещении могли бы с удобством разместиться восемь
Рекай шлепнулся на скамью и посмотрел сквозь резьбу на дождь. Ларания снисходительно чмокнула его в щеку и уселась рядом.
— Дождь в наших краях — большая редкость, — пояснила она Эзелю.
— Да я уже понял, — усмехнулся тот.
— О духи! — воскликнул Рекай. Его взгляд все скользил по поверхности воды. Дождь хлестал по ней с немыслимой силой. — Теперь я понимаю, что испытывал Зиазтан Ри, когда писал «Жемчужину бога вод».
В глазах Эзеля вспыхнул интерес.
— Ты читал ее?
Рекай мгновенно смутился: ему не хотелось хвастаться. Древняя поэма Зиазтана Ри, шедевр натуралистического стиля империи, была невероятно редкой и ценной.
— Ну… я… — промямлил он.
— Ты чудо! Непременно расскажи мне об этом! — Эзель пришел в такой восторг, что Рекай почувствовал облегчение. — Мне попадались копии отдельных фрагментов, но поэму целиком я не никогда читал!
— Я учил ее наизусть, — скромно пояснил Рекай. — Одна из моих любимых вещей…
— Учил наизусть? — завопил Эзель. — Да я готов умереть, лишь бы услышать ее от начала до конца!
Улыбка осветила худое лицо Рекая.
— Сочту за честь. Никогда не встречал человека, который хотя бы слышал о Зиазтане Ри.
— Ну, тебе попадались не те люди. — Эзель подмигнул ему. — Я представлю тебя, кому надо.
— Жди здесь. — Ларания вскочила и пересела к Эзелю. — Эзель мой! Не позволю тебе забрать его, чтобы болтать о книгах и давно умерших стариках! — Она схватила Эзеля за руку с видом собственницы. Вода капала с ее одежды на его.
— Императрица ревнует, — поддразнил ее смеющийся Эзель.
Ларания перевела взгляд с брата на Эзеля и обратно. Они оба ей безумно нравились. Эти двое были совсем разными, и даже Ларания не надеялась, что они так замечательно поладят. Тонкую красоту сероглазого Рекая портил глубокий шрам, идущий от левого глаза к скуле. Он носил иссиня-черные волосы длиной до подбородка, с левой стороны в них прятались белые прядки — последствия того же падения, что в детстве изуродовало его лицо. Тихий, умный, но неуклюжий юноша, казалось, никогда не чувствовал себя комфортно не то что в своей одежде, а в своем теле. Эзель, напротив, был энергичным и лощеным, очень красивым, но чересчур жеманным. По внешнему виду он напоминал скорее выходца из Речного Края. Эзель ярко подводил глаза и красил волосы в фиолетовый, красный и зеленый цвет, вплетая в них украшения и бусины.
— Может, немного и ревную, — зло ответила императрица. — Хочу, чтобы вы оба принадлежали мне!
— Титул многое позволяет. — Эзель встал и изобразил преувеличенно низкий поклон. — Повелевайте, императрица!
— Приказываю тебе прочесть нам стихотворение о дожде! Глаза поэта загорелись.
— О,
— Ах да! — не выдержал Рекай. Он немного робел перед Эзелем. Ларания представила его как блестящего стихотворца. Он состоял при дворе в должности советника по культуре. Мос полагал, что Эзель будет писать достаточно хорошие поэмы. И если его имя будут упоминать вместе с именем императора, это обоим пойдет на пользу.
Эзель встал в середине павильона и прочистил горло. Он самозабвенно красовался перед публикой, нежась в лучах ее восторженного внимания. Слышался шелестящий звук падающих капель. А потом Эзель заговорил, и слова лились с его языка, как жидкое серебро. Высокий сарамирский, невероятно сложный язык, как нельзя лучше подходил для поэтических опусов. Он мог звучать мягко и округло или резко и надрывно. Поэт, способный играть со значениями слов, заставляя их мерцать и переливаться, мог порадовать слушателей хитрой головоломкой смыслов, которую так сладостно разгадывать. А Эзель обладал потрясающим талантом, и сам об этом знал. Чистая красота его речи завораживала.
Стихотворение только косвенно касалось дождя: основную часть произведения занимала история о человеке, жену которого похитил ачикита, демон, который завладел ее телом, пока она спала. Несчастный муж едва не лишился рассудка. В бреду он увидел Шинту, хитроумного бога удачи. Шинту пообещал, что исцелит жену бедняги, если тот на три дня положит ее на дорогу. Чтобы проверить крепость веры человека, Шинту попросил своего двоюродного брата Паназу ниспослать трехдневный дождь. Ведь больная женщина едва ли выжила бы, пролежав так долго под дождем… Но уже через день соседи, решив, что несчастный сошел с ума, заперли его под замок, а больную внесли в дом.
Шинту, сыграв такую шутку, решил, что дело сделано, и забыл о нем, занявшись чем-то другим. Но об этом узнала Нариса, богиня забытых вещей, и подумала, что несправедливо посылать подобное несчастье этим людям. Она обратилась к Паназу, чтобы он восстановил справедливость. Паназу любил Нарису. Когда впоследствии об этом прознал Шинту, то поучаствовал в рождении незаконного ребенка у Аспинис, родной сестры Паназу. Но пока что Паназу не смог отказать Нарисе. Он исцелил женщину, исторг из ее тела ачикиту и метнул молнию, чтобы уничтожить тюремную камеру и освободить мужа. Воссоединившаяся семья стала жить счастливо.
Эзель, польщенный слезами, блестевшими в глазах Рекая, как раз собирался заканчивать, когда, глухо топая ногами, из-за дождя появился Мос. Эзель запнулся. Лицом император походил на грозовую тучу. Он остановился у входа в павильон, обозревая открывшуюся картину. Эзель умолк.
— Вы тут, кажется, развлекаетесь, — проговорил Мос. Все, включая Эзеля, поняли, что император готов кого-нибудь избить, а потому благоразумно промолчали. Мос недолюбливал Эзеля и не скрывал этого. Простоватого императора бесили женоподобная внешность поэта и соответствующие повадки. А кроме того, дружба Ларании с советником по культуре изрядно досаждала ему: ведь именно общества Эзеля искала Ларания, когда Мос был занят.