Нити зла
Шрифт:
Она решила обсудить более насущный вопрос. Откинула челку с лица и уверенно начала:
— Все предельно ясно и не вызывает сомнений. Ткачи управляют искаженными. Точный механизм нам не известен, но это напрямую связано с существами, которых мы находили в их шеях. — Она устало повела плечами. — Предположительно, каждый искаженный на той равнине имеет такого паразита.
— И мы знаем теперь, что ткачи не сами управляют своим зверинцем, — добавил Тсата.
— Это как-то должно нам помочь. — Она соскребла кусочек грязи с ботинка. — Но что дальше?
— Нужно восполнить пробелы
Рассвет следующего дня был красным, и красным оставалось небо до самого позднего утра. Историки напишут, что Суранани три дня дули в Чом Рин после смерти императрицы Ларании, налетев неожиданно, без всякого предупреждения. Ураганы разрывали пустыню на востоке, бесновались песчаные бури, и поднявшаяся облаком за горами пыль окрасила око Нуки в цвет крови. Позже, когда вести о трагическом самоубийстве Ларании, разлетятся по империи, люди скажут, что это разъярившаяся богиня Суран наслала бурю на землю, которая не сберегла одну из ее любимых дочерей. И Мос навечно проклят ею.
Люция ничего об этом не знала, только чувствовала слабую ломоту в костях, которая прошла лишь тогда, когда утихла Суранани. Она сидела у ручья с каменистым дном на северной стороне долины. Девочка смотрела на юг, и ей казалось, что она слышит нечеловеческий стон муки и гнева.
Флен сидел подле нее. Для своего роста он был высоким, долговязым, с шапкой темно-каштановых волос, которые свободно спадали ему на глаза. Улыбка то и дело вспыхивала на его губах. Однако этим утром он улыбался реже обычного.
Люция изменилась.
Она рассказала ему о путешествии в Альскаин Map, только когда вернулась, да и то в общих чертах. Никто из взрослых не считал его настолько важной персоной, чтобы знать об этом деле. Но Люция по своей воле решила сохранить в тайне то, что могло ранить его. Люция всегда вела себя немного странно, будто существовала в другом измерении, и это делало ее притягательной. Но Флена беспокоило то, что она стала другой. Вдруг она отдалится?
Он не мог точно описать, что происходит. Он только ощущал нечто, так подростки внутренним чутьем пролагают себе путь во взрослость. Они чувствуют границы, за которыми теряется непорочность. И в их личной иерархии постоянно меняются друзья, вожаки и козлы отпущения. Подростки не знают, кто диктует им правила, а иногда не знают и того, что вообще следуют каким-то правилам.
В ее голубых глазах появилась новая отрешенность. Что-то разорвалось, и на этом месте наросла новая кожа; что-то она утратила, но что-то приобрела. Люция разговаривала с существом, которому оставался один шаг до бога. Она умерла, пусть и ненадолго. И все это изменило ее взгляд на мир, а Флен не мог этого понять. Она будто выросла, повзрослела, но не внешне. А Флен думал только о том, что теряет своего лучшего друга и как это нечестно…
Они довольно долго сидели рядышком на большом валуне. Высокие травы разрослись вокруг и щекотали ноги. Ручеек сочился из кривой щели на самом краю долины, жужжали стрекозы, замиравшие иногда в воздухе и смотревшие на детей огромными глазами. Небо было розовым, и в этом свете ярусы Провала казались зловещим хаосом зазубренных
Ниже, на плоском дне долины, паслись банати. За ними присматривали немногочисленные пастухи. Флен наблюдал за животными, которые неторопливо переходили с места на место и щипали траву широкими мясистыми губами. Эти гигантские существа отличались удивительно кротким нравом. Самцы имели огромные витые рога, но использовали их только в брачный период, соперничая за самок. В древние времена они свободно бродили по равнинам, теперь же их разводили люди — ради мяса и молока.
Флен как раз задумался о судьбе банати, когда Люция наконец прервала молчание.
— Прости меня, — тихо сказала она. Флен пожал плечами.
— Конечно.
Она взяла его за руку и опустила голову ему на плечо.
— Я знаю, о чем ты думаешь. Что теперь все по-другому.
— А это так?
— Между нами — нет.
Флен устроился так, чтобы ей было удобнее на костлявом плече.
— Пойми, — продолжила она, — есть вещи, которые я не могу объяснить. Для них нет подходящих слов.
— Ты живешь в незнакомом мире. Как бы… за дверью, а я могу только смотреть через щели по краям. Ты видишь, что находится в комнате, а я только ловлю отблески и тени. Так было всегда. — Он накрыл ладонью ее нежное запястье. — Ты одна, а все остальные снаружи. И им не войти.
Люция улыбнулась. Вполне в духе Флена: она извиняется, а он поворачивает все так, будто ей самой можно посочувствовать. Она снова выпрямилась.
— Мне не следует тебе это говорить… — Ее голос стал тише.
— Но ты скажешь, — усмехнулся он.
— Это очень важно, Флен. Нельзя, чтобы кто-то еще услышал об этом.
— А я когда-нибудь тебя подводил?
Люция задержала на нем взгляд. Она могла заглядывать людям в душу, но во Флене не сомневалась ни на секунду. Она для него важнее всех живущих, и надежды на спасение страны тут ни при чем. Просто она — его лучший друг.
И тем не менее кое-что в нем оставалось для нее неразгаданной тайной: почему он хотел быть с ней? Она не считала себя непопулярной, напротив, у нее был широкий круг друзей, они тянулись к ней без всяких усилий с ее стороны. Ее никто не назвал бы особенно веселой или общительной, но она обладала каким-то внутренним магнетизмом, и он притягивал к ней людей. Но Флен просто не отходил от нее ни на шаг со дня их первой встречи. Он всегда находился рядом и обладал, кажется, бесконечным запасом терпения. Долгое время она ничем ему не платила. Его компания нравилась Люции, и она позволяла Флену быть подле себя, но все время жила в своем собственном мире и уже поняла, что приглашать в этот мир кого-то еще бессмысленно.
Но он не отступался. Флен и сам пользовался популярностью, и Люция часто удивлялась, почему он не проводит время с кем-то еще, с кем-то… попроще. Она всегда стояла для него на первом месте и мало-помалу привыкла к такому положению вещей. Он понимал ее лучше, чем все другие, и она любила его за это. Любила за простодушие, бескорыстие и честность. Они представляли собой странную пару, но были настоящими друзьями, в чистом понимании этого слова, еще не испорченном всякими взрослыми сложностями.