Ниже ада

Махров Алексей

— Памперсы менять не требуется, а, Лехинс?!

— Ну, ты и псих! — обиделся я. — Вот кинулись бы эти милые песики на нас — и кирдык! Сейчас бы уже небось последние косточки обгладывали! Скажи лучше, кто тебя просил свистеть?!

— Да если честно, это у меня от нервов, — признался вдруг Подрывник, — перетрухал я малость, пока на этого монстра шел. Ты понимаешь, я вдруг понял, что они словно убедились, что мы не пойдем в некое место, которое они, судя по всему, охраняли, и оставили нас в покое…

Я от такого заявления даже не нашел, что сказать, и лишь многозначительно повертел пальцем у виска. Андрюха согласно кивнул и вновь засмеялся. Я честно попытался злиться на него, но не выдержал и тоже заулыбался.

Навеселившись,

мы продолжили свой путь. Перебежав узкую дорогу, тянущуюся куда-то вдаль мимо внушительного ряда врытых в землю цистерн, мы углубились в лабиринт маленьких двориков. Иногда нам попадались местные жители, вяло бредущие по своим делам и глядящие на нас пустыми равнодушными глазами. До меня вдруг дошло, что за все время нашего пребывания в городе я ни разу не видел на улицах детей. Сейчас эта мысль вновь всплыла, потому что, свернув за угол очередного дома, мы неожиданно оказались перед высоким деревянным забором-штакетником, за которым находился белый трехэтажный дом. Школа…

Мы резко затормозили, словно налетели на невидимое препятствие. Да-с, чтоб я так жил — вот это очаг разумного, доброго, вечного! Несколько десятков ребятишек самого разного возраста вяло топтались в центре двора под надзором пяти парней в серой гэбэшной форме. В руках охранников виднелись знакомые автоматы с раструбами. У самых ворот стоял «Додж-три четверти», в кузове которого громоздилась непонятная установка, напоминающая по виду спаренные граммофоны. Зенитный звукоулавливатель, что ли?

Нет, сначала-то мы естественно не поняли, что это школа, но в недрах здания прозвенел звонок, и дети чинно потянулись на крыльцо. Невысокая худенькая женщина громко считала их «по головам». Я машинально глянул на часы — пять часов пополудни. Что за урок в такое время?

— Охрана-то им зачем? — выдавил наконец я. Мы с другом очумело переглянулись, Андрюха недоуменно пожал плечами и, продолжая следить за двором, задумчиво предложил:

— Сходи, поинтересуйся!

— А это чтобы нас не утащили, — слабый детский голосок у нас за спиной вызвал и у меня и у Подрывника одинаковую реакцию: небольшой прыжок на месте, поворот на сто восемьдесят градусов с принятием защитной стойки прямо в полете и, как итог, сконфуженное хлопанье глазами. Дело в том, что наш нечаянный «пугальщик» оказался ребенком. Да-да, невысокий пацан лет десяти в школьной форме с фуражкой, какую я видал только в старых кинофильмах, с худеньким — да что там! — прозрачным личиком, на котором застыло столь серьезное выражение, что у меня волей-неволей появилась мысль о каком-то идиотском розыгрыше. Ну не бывает у детей в этом возрасте старческой мудрости во взгляде! Не бывает! Вот хоть режьте меня, но этого не может быть, потому что не может быть никогда!

— Слушай, Лешка, ущипни меня, я, наверное, брежу? — негромко попросил меня Андрюха. Приятель также выглядел весьма и весьма удивленным. — Ай, что ты делаешь, придурок?!! — Я всего-то разочек крутанул ему пальцем между ребер, а тем более по его же просьбе, — чего орать?

Пока Андрюха возмущенно размахивал руками и грозно надувал щеки, я наклонился к мальчику и спокойно спросил его:

— Ты что-то говорил о том, что вас может кто-то утащить? Я правильно тебя понял?

Парнишка за все то время, что мы «воевали» с Андрюхой, похоже, ни разу не улыбнулся. Он спокойно смотрел на нас, а точнее — сквозь нас, и думал о чем-то своем. Взгляд его переместился на меня. Какое-то мгновение он был недоуменным, а затем вдруг приобрел жесткость:

— А вы ведь крапленый, нужно в Отдел заявить! — отрывисто и сухо бросил мальчик. У меня от этих слов, а главное, от его взора даже мурашки по спине побежали!

— Ка-а-какой еще крапленый?! — я аж заикаться начал. — Что ты несешь?!

— Я просто вижу, — спокойно ответил мальчик, не сводя с меня своих печальных глаз столетнего старика, — вы лучше сами идите,

если поймают, то хуже будет. И вообще, я должен позвать на помощь охрану. — Пацан повернулся в сторону ворот и уже открыл было рот, чтобы закричать, когда Андрюха, не торопясь, достал из кармана медную монетку и ловко крутанул ее меж пальцев. Мальчишка превратился в соляной столб. Только руки его неуверенно потянулись к кругляшу, лежащему на раскрытой ладони Подрывника. — Дайте! Дайте, пожалуйста! Я никому о вас не скажу, только дайте! — Парнишка не смотрел на нас, но двигался к вожделенной медяшке словно зомби: пошатываясь и не обращая ни на кого и ни на что внимания. Он даже потрепанный портфельчик обронил, и из того посыпались учебники и тетрадки. «Спецкурс» — машинально прочел я на той из тетрадей, что оказалась сверху. Что за бред? Ну, какой может быть спецкурс у ребенка в этом возрасте?

Андрюха тем временем преспокойно убрал монету в карман и негромко, но уверенно сказал:

— Вот что, хлопец, отойдем-ка в сторонку — поговорить надо! Ответишь на пару вопросов — получишь монету, идет?

Мальчик замер. По его лицу нельзя было понять, о чем он думает: буря эмоций бесследно прошла и выражение приняло прежний вялый и равнодушный вид. Пацан долго молчал, а затем ровным холодным голосом ответил:

— Хорошо, но с ним, — рука слабо шевельнулась и качнулась в мою сторону, — я не пойду.

— Эх, милый, а куда ж ты денешься-то, с подводной лодки-то? — задушевно проговорил Подрывник и цепко взял его за предплечье. Точнее, попытался взять, потому что мальчик резко отпрянул на пару шагов назад и замер в прежней позе.

— Не понял! — удивился Андрюха. — Кому из нас медь-то нужна? Я что, за тобой бегать должен?

— Сейчас вы отдадите мне всю медь и уйдете, а иначе, — маленький рэкетир помолчал и смерил меня нехорошим, откровенно оценивающим взглядом, — я позову на помощь охрану!

— Во наглец! — я против воли восхищенно присвистнул. — Сопляк, а туда же — у того мента в кафешке хоть пушка была, а этот на горло берет! Прикинь, Андрюх, куда мы попали — здесь даже дети нас «обуть» норовят!

— Да пошел он к… лешевой маме! — ругнулся в сердцах Подрывник. — Пошли отсюда!

Мы повернулись и неспешным шагом двинулись от странной школы и ее еще более странных (и наглых!) учеников. На ходу я глянул на всякий случай через плечо: не побежал ли за солдатами маленький паршивец. Но пацан спокойно стоял на месте и даже не пытался что-либо сделать: ни позвать на помощь, ни собрать свой портфель. Он просто стоял и смотрел нам вслед все тем же равнодушно-усталым взглядом. Заметив мой интерес, мальчишка словно бы нехотя улыбнулся и вдруг резко выбросил вперед раскрытую ладонь, а затем с силой сжал ее в кулак и потянул на себя. Дикая боль в правой руке пронзила меня словно током: в глазах потемнело, спазм скрутил живот, и я упал на колени. Невидимая удавка, накинутая на руку, резко дернула меня и поволокла назад. Я не понял, когда успел упасть на спину, — помню лишь белое сияние неба над головой в красноватой дымке, свой крик и… все резко закончилось! Надо мной склонился Андрюха.

— Бежим, Лешка, бежим! — орал он, рывком поднимая меня на ноги и пихая в спину для ускорения.

Я с трудом заставил непослушные ноги сделать первый шаг. Чужая сила отпустила меня, и с каждой секундой идти становилось все легче и легче. Андрюха помогал мне и все время оглядывался. С трудом повернув голову, я увидел валявшегося на земле мальчишку и бегущих к месту происшествия охранников. Опаньки! А дело-то приобретает скверный оборот — надо включать все внутренние резервы и валить!

Кто бы мне объяснил, откуда силы взялись: я перешел на бег и с неожиданной для себя резвостью припустил по улице. Подрывник топал позади. У него ведь нога повреждена! Эта мысль отрезвила меня и заставила помочь другу: я притормозил, подхватил неловко ковыляющего приятеля и потянул за собой.