Нижегородцы на чеченской войне
Шрифт:
Счастье - это спецназ
– В армию был призван весной 1994-го, служить пошел охотно, гордился, что попал в элитную часть. В августе того же года часть перебросили в Дагестан. Занимались в поле боевой подготовкой, немножко стреляли, охраняли КПП и мосты. Втягивались в армейскую жизнь, служба шла хорошо.
О Шамиле и Ермолове только слышали
– Что происходит в Чечне, не знали, представления не имели. Один раз командир роты пытался что-то объяснить, но было непонятно. Чувствовали, что обстановка нагнетается. Все было непонятно, какой-то хаос, неразбериха. Окопы роем - женщины из соседних сел приходят, не дают копать.
Война кончилась 50
– Можно было уйти, если бы действовали тактически грамотно. Когда нашу колонну окружила толпа, тысячи две чеченцев, командиры растерялись, в этой обстановке у нас стали отбирать оружие. Побили немного, не без этого. Думали - на клочки разорвут. Это сейчас понимаешь, что надо было закрыться в бронетранспортерах и уехать. Но мы и так троих тогда задавили из толпы. Захватили нас больше пятидесяти человек. Развели по домам, по 2-3 человека, и стали объяснять, что происходит в России. Запомнил слова одного чеченского командира: "Вас сюда Борька послал, а сам с гайморитом в больницу лег". Посадили смотреть телевизор. Диктор "Вестей" говорит, что информация о захвате большой группы пленных не подтвердилась, это провокация дудаевцев. Но мы же в плену! Чеченцы вокруг нас были от 14 лет и до бородатых. Почти все вооружены: от израильских автоматов "Узи" до самопалов.
Жилин тоже мечтал о побеге
– В принципе, можно было бежать, охраны не было. Но в какой стороне свои? Сначала мы не знали даже приблизительно, где находимся, в Дагестане или в Чечне. Не обижали, кормили, работать не заставляли. Они не знали, что с нами делать. Чем занимались? Смотрели телевизор, разговаривали, спали. Женщины смотрели на нас с жалостью, хотя знали, что мы к ним пришли не для того, чтобы защищать их. Через некоторое время с помощью посредников из правительства Дагестана больше половины, захваченных в плен российских солдат чеченцы вернули. На каких условиях - никто из нас не знал.
Стали дальше выполнять священный долг
– Свои встретили нормально, никто из офицеров не ругался, что мы вернулись без оружия. А отобрали у нас тогда чеченцы много: 4 бронетранспортера, в каждом из них было около десятка "мух", 2 гранатомета, много боеприпасов к ним. Люди из ФСБ Дагестана записали наши показания, и все. Потом в части нам выдали новые стволы.
Между тем приближался новый 1995 год...
– Встречали мы его в засаде у дороги, по которой, как нам сказали, должен будет бежать Дудаев. Сказали, что наша морская пехота взяла Грозный, а мы должны ловить тех, кто оттуда побежит. Приказ - решетить все машины, которые не останавливаются.
Постепенно настроение стало меняться
– В пример нам приводили вертолетчиков, которые без приказа подняли свои машины и расстреляли ракетами какое-то село, откуда их обстреляли. Вспомнил семью "бандита", у которого меня держали: своих 10 человек детей, да еще 30 беженцев. Вспомнил 15-летнего пацана, у которого наши убили родителей. Бросалось в глаза: это не та война, в которой стоило бы отдать свою жизнь. Погибнуть за дело, которое никому не нужно? Все больше стал думать, что нашими руками здесь разжигают войну. Так надоело быть пешкой в чьей-то игре... Мы сидели в круговой обороне и обороняли сами себя. А грязь в лагере была такая, что даже утренние построения отменили. Ни "подъема", ни "отбоя", свободен - спи, если найдешь место. Большинство из нас так ничего и не понимали, зачем мы здесь? Помню, как один солдат спросил офицера: "А
Однажды утром он решился
– Оставил ствол и боеприпасы в роте и ушел из лагеря. Направление держал на Кизляр, к железной дороге. Прошел километров десять, кругами, два раза возвращался на одно и то же место. О том, что поймают свои или чеченцы, тогда не думал. Вечером вышел на трассу. Навстречу автомашина, ВАЗ-2106, с чеченцами. "Куда?" - "Домой".
– "Садись, довезем".
– "Смотря куда". Из окна автомашины показался ствол. Привезли меня в какой-то штаб. Там меня узнал один из чеченских командиров: "А ты разве не дома?" - "Почему я должен быть дома?" - "Мы вас же тогда отпустили под честное слово вашего генерала, что всех вас, кто попал в плен, отправят в Россию".
О честном слове генерала он не знал
– Начали возить меня по селам, как экспонат. Лопочут что-то по-своему. Иногда говорили по-русски: "Завтра тебе хана, расстреляем".
– "Ну, хана, так хана". Попал к другим - предлагают воевать против русских: " Мы тебе такое оружие дадим, какое ты еще не видел".
– "Нет, ребята, если я не стал в вас стрелять, то в своих не буду и тем более". Потом сказали: "Завтра к мулле поедем, в мусульманство тебя будем принимать". Люди вокруг меня менялись постоянно. В одном из штабов снова встретил чеченца, который нас из первого плена отпускал. "Теперь, - говорит, - я тебя командирам не отдам, только матери".
Через неделю приехала мама
– В части по отношению меня было возбуждено уголовное дело. Светил дисбат. Потом пришла бумага, что в связи с 50-летием Победы мне положена амнистия. Но преступником я себя не считал, поэтому, зачем мне амнистия? Поехал в полк, там мне сказали, что здесь я не нужен, езжай в округ. Там сказали - езжай в полк. Потом встретился с генералом, он предложил мне поговорить по-мужски. Стал мне говорить, какие они хорошие и какой я плохой.
Мужского разговора с генералом не получилось
– "Не знаю, - говорит, - что делать с тобой.
– Форма у тебя где?" "Чеченцы переодели".
– "Ищи форму". Бесполезно было ему объяснять, почему я ушел из полка. Для генерала я был робот, недоумок. Удивился, почему он меня не арестовал. Решил съездить в Москву, в главную военную прокуратуру. Там сняли показания и отправили на сборный пункт, в Лефортовские казармы. И там, что со мной делать не знают. "А давай, - говорят, - мы тебя в психбольницу положим?"
Месяц отлежал в госпитале
– Это называется реабилитацией. Лекарств никаких не давали, просто отдыхал. Дали справку, что из-за депрессии нарушено психическое состояние, чтобы по ней уголовное дело можно было закрыть.
Со справкой в прокуратуре не ждали
– Военный прокурор написал командиру части, чтобы меня уволили в трехдневный срок, а уголовное дело в отношении меня прекращено. В военном билете на записи, что я находился в Чечне в боевых условиях, наискось написали, что она сделана ошибочно, а на другом листке написали, что я самовольно оставил воинскую часть в Чечне во время боевых действий и что в отношении меня возбуждено уголовное дело. Отметок о плене не поставили. В общем - сами запутались в этих записях.