Нижняя тундра
Шрифт:
Император велел схватить Сонхаму и лично пришел допросить его. Сонхама оказался невысоким нахальным человеком со шныряющими глазами, похожим на обезьяну, у которой было тяжелое детство. При виде Юань Мэна он не проявил никаких признаков уважения или страха.
– Как ты смеешь утверждать, что был императором? – спросил его Юань Мэн.
– Вели испытать меня, – сказал Сонхама, ощерив несколько желтых зубов. – Я знаю все покои этого дворца гораздо лучше тебя.
Император велел принести план дворца. К его изумлению, стоило лишь указать на плане какую-нибудь комнату, как Сонхама безошибочно описывал ее убранство и обстановку. Но в его описаниях была одна странность – он в мельчайших подробностях помнил узор пола, а то, что было на стенах, описывал
Император не вынес наглости и велел насильно накормить Сонхаму таким количеством грибов, чтобы они полезли у него из ушей и носа. Сонхама отбивался и кричал, но его заставили проглотить не меньше пяти связок. Упав на пол, Сонхама задрыгал ногами и затих. Император испугался, что тот умер, и велел обливать его ледяной водой. Но когда уже стало казаться, что Сонхаму ничто не вернет к жизни, он вдруг поднял с пола голову и зарычал.
Следующие несколько минут были настоящим кошмаром. Сонхама, захлебываясь лаем, носился на четвереньках по залу для допросов и успел перекусать половину стражников, прежде чем его повалили и связали. Тогда вперед вышел благородный муж Жень Ци и сказал:
– Я слышал, что однажды из смешения жизненных сил льва и обезьяны возникла собака. Имя ей – пекинез. С давних времен пекинезы живут в императорском дворце. Этой собаке свойственно отгонять злых духов. Считается также, что когда Лао-Цзы ушел в западные страны и стал там Буддой, он поручил пекинезу охранять свое учение. Маг Сонхама, конечно, не был в прошлой жизни императором. По всей видимости, он был пекинезом. Оттого владеет магической силой и помнит узоры пола, а про убранство стен не может сказать. Император долго смеялся и наградил Жень Ци за прозорливость. Он решил простить Сонхаму за то, что тот выдавал себя за императора в прошлой жизни, поскольку это можно было объяснить невежеством. Он также простил ему отвратительные слова о значении имени Юань Мэн («Ведь сказано, – подумал император, – что и чистая яшма покажется замутненной»). А за то, что он посмел назвать ключи от каких-то амбаров драконовыми, император велел дать ему сорок ударов палкой по пяткам.
После этого про Сонхаму забыли. Но некоторое время назад он появился в гуннской степи и вошел в большое доверие к хану Арнольду. Сонхама обещал ему власть над Поднебесной и бессмертие.
– Мне донесли, что хан уже начал принимать пилюли вечной жизни, – прошептал начальник охраны.
– Значит, – прошептал в ответ император, – он будет беспокоить нас не больше трех месяцев.
– Да, – прошептал начальник охраны, – но мы не можем ждать три месяца. Дело в том, что Сонхама осмелился нарушить древние созвучия, завещанные людям «Книгой Песен». Он создал музыку разрушения и распада. Он играет ее на перевернутых котлах для варки баранов, подвешенных в воздухе. Получается нечто вроде бронзовых колоколов разных размеров. Их у гуннов очень много. А по котлам он бьет железным идолом какого-то духа.
– А что это такое – музыка распада? – совсем тихо спросил император.
– Никто не может сказать, что это, – ответил начальник охраны. – Знаю только, что на всем пространстве, где слышны ее звуки, люди перестают понимать, где верх, а где низ. В их сердцах поселяется ужас и тоска. Оставляя свои дома и огороды, они выходят на дорогу и, склонив шею, покорно ждут своей судьбы.
– А армия? – спросил император.
– С ней происходит то же самое. Сонхама едет перед гуннскими колоннами на огромной повозке, в которую запряжено трижды шесть быков и бьет по своим котлам. А гунны с заткнутыми промасленной паклей ушами едут вслед за ним на своих маленьких косматых лошадях, оставляя
– Но почему наши солдаты не могут заткнуть уши паклей?
– Это не поможет. Музыка все равно слышна. Но на варваров она не действует, потому что Сонхама не нарушал гуннских созвучий. У них музыки просто нет. Он разрушил музыку Поднебесной. Гуннские солдаты затыкают уши для того, чтобы не слышать этого отвратительного лязга.
– Нельзя ли поразить их стрелами с большого расстояния? – спросил император.
– Нет, – ответил начальник охраны. – Музыка Сонхамы слышна очень далеко, а ее действие мгновенно. Император обвел глазами пиршественный зал. Все лежали в прежних позах, только куртизанка Чжэнь Чжао, которой надоело мерзнуть на холодных плитах, встала с пола и теперь говорила о чем-то с благородным мужем Жень Ци – тот задержался у стола, чтобы запихнуть в свой мешок блюдо петушиных гребешков, сваренных в вине.
Судя по их лицам, на уме у них были веселые шутки и всякие непристойности. Но императору на миг почудилось, что зал залит кровью и лежат в нем мертвые иссеченные тела.
– Жень Ци! – позвал император. – Нам нужен твой совет. Жень Ци от неожиданности уронил блюдо на пол.
– Ты уже помог нам однажды обуздать сумасшедшего колдуна Сонхаму. Но сейчас он вновь угрожает Поднебесной. Говорят, он изобрел музыку разрушения и гибели и движется сейчас к столице во главе гуннских войск. Ты только что говорил, что знаешь, как умиротворить Поднебесную. Так дай нам совет. Жень Ци помрачнел и некоторое время думал, щипая свою редкую бородку.
– Я слышал, что музыка была передана человеку в глубокой древности. Созвучия «Книги Песен» подарены людям духом Полярной Звезды, – сказал он наконец. – По своей природе они неразрушимы, потому что, в сущности, в них нечего разрушать. Они бесформенны и неслышны, но в грубом мире людей им соответствуют звуки. Это соответствие может быть утрачено, если страна теряет Дао-путь. Когда в древности возникла нужда упорядочить музыку, император лично шел к духу Полярной Звезды, чтобы обновить пришедшие в негодность мелодии.
– А как император может пойти к духу Полярной Звезды?
– Это как раз несложно, – сказал Жень Ци. – Волшебную повозку могу изготовить я сам.
Император переглянулся с начальником охраны, и тот, выпучив глаза, кивнул. «Дело, видимо, действительно очень серьезное», – подумал император и объявил:
– Приказываем тебе, Жень Ци, немедленно изготовить нам экипаж для отбытия к духу Полярной Звезды. Тебя снабдят всем необходимым. Через две или три стражи Жень Ци передал, что повозка готова. Император встал и направился к выходу. Но его остановил начальник охраны.
– Жень Ци говорит, – сказал он, – что нет необходимости покидать покои. Природа волшебной повозки такова, что ей можно воспользоваться прямо здесь.
– Ага, – сказал император, – наверно, это что-то вроде корзины, в которую впряжена пара благовещих фениксов?
– Нет, – сказал начальник охраны. – Честно говоря, когда я увидел то, что сделал Жень Ци, мне опять захотелось отрубить ему голову. Но разве мог я решиться без высочайшего приказа?
Начальник охраны хлопнул в ладоши, и в зал в сопровождении солдат вошел благородный муж Жень Ци. Он чуть покачивался, и его расширенные глаза странно косили – видно было, что он охвачен вдохновением. Следом за ним несли блюдо, на котором стояла маленькая – не больше одного цуня длиной – повозка, а рядом с ней лежал смотанный в клубок шнур. Император подошел к блюду. Вместо осей и колес у повозки были шляпки и ножки небесных грибов, и красный балдахин с белыми пятнами над крошечным сиденьем тоже был сделан из большого небесного гриба. Под балдахином сидела маленькая фигурка императора, а на коленях у нее была крошечная клетка с собачкой. Фигурки и повозка была сделана из толченых грибов, смешанных с порошком пяти камней и медом – это император понял по характерному аромату. А впряжены в повозку были два темно-зеленых дракона, которых Жень Ци с большим искусством вылепил из конопляной пасты.