Низший 5
Шрифт:
Что за чудо такое этот Прилив? А это когда из моря вдруг с гудением выползал длинный водяной язык и, взлетев по склону каменной горки, обрушивался в раскрытый люк. Тут не требуется много мозгов, чтобы сделать вывод – промывка. Обычная техническая промывка многочисленных труб. Я бы даже сказал – система делала контрольный смыв унитаза. Во время промывки сыроеды с гарпунами стояли вокруг люка на торжественной страже. Чаще всего обходилось без происшествий, но иногда из дыры неведомым образом вырывался шевр и порой даже ему удавалось кого-нибудь зацепить и отравить. Но это никого не пугало – от яда имелся антидот. После Прилива, когда уходила вода, они закрывали люк, щелкали запорами и уходили
Хорошо…
Наметив кратчайший маршрут, прошелся от края люка до черты прибоя. Кивнул. Да. Тут немного – метров шесть. Склон пологий, выглаженный в меру. Даже на культяпках забраться теоретически – только теоретически – можно. А открыть запоры культями? Там длинные рычаги и их надо поднимать. Если лечь на бок, упереться бедрами или плечом и податься вверх…
Ну предположим…
Еще не обратившийся в гниду изуродованный человек с принудительно стертой памятью выпал из воды на берег, прополз вверх по склону до ложбины, где и наткнулся на закрытый люк. Действуя на адреналине, мучаясь от боли, он открыл люк и, перевалившись через край, рухнул вниз. Упав в глубокую лужу, нехило приложился о стальной пол, словил дополнительный болевой шок и отрубился. Чудо что он вообще очнулся – обычно это уже смертный приговор. Но он ведь призм… Ладно. Пролежав в луже соленой воды под люком, он очнулся и обнаружил себя в пятне «соленого света» – вкус морской воды и падающий сверху свет. Чуть пришел в себя, понял, что нихрена не помнит, оценил свои повреждения – и пополз вперед. Следом контроль на себя взяла вторая голова, а будущий Хван снова отключился.
Ладно…
Эту часть я себе прояснил.
Но…
Стоя на берегу в шаге от лижущего камень прибоя, приложил ладонь ко лбу и огляделся.
Никого и ничего.
Откуда мог взяться на острове призм?
Я могу согласиться на то, что марш бросок вверх по склону был ему под силу. Но я не соглашусь, что кто-то с обрезанными конечностями, с копьем засевшим в животе, сумел бы преодолеть вплавь такое расстояние – тут ведь счет на километры. И это холодное море – вон плывет айсберг формой напоминающий сплющенную ударом молота голову гоблина. Тут не поплаваешь – мигом поймаешь переохлаждение и булькнешь ко дну. Глянув еще раз на несущие ледяное крошево мелкие волны, вдоль берега пошагал к виднеющейся поодаль одинокой фигуре.
Может это мудрый вестник судьбы, что с охотой даст мне все ответы?
Нет. Не вестник. На песочке сидел сутулый дедуля с чашкой в руке. Завидев меня, зло оскалился и махнул трехпалой рукой – мимо иди! Я и пошел. Знаю таких – сдохнет под пытками, но из принципа ничего не расскажет первые десять минут. А на одиннадцатой, раскрыв рот и сказав первые три вступительных слова, словит инфаркт и сдохнет. Так чего время терять?
Тут полно куда более говорливых островитян сыроедов.
Первые же три встречные женщины с удовольствием выслушали меня. Потом, переглянувшись, дружно махнули рукой в сторону моря и хором ответили:
– Лодка!
– Лодка? – повернувшись, я показал на берег, где на гальке лежало три широких челна, что никак не подходили для долгих морских переходов. Это было ясно даже профану в морском деле.
– Большая лодка – добавила самая старшая – Парус. Синий!
– И желтый! – ревниво дополнила ее рассказ вторая.
– Бывает два паруса! – победно вступила младшая, протягивая мне чуть потрепанный жизнью кусок серого вареного мяса.
Парусная лодка? Надо же…
Отправив угощение в рот, благодарно кивнул и некоторое время потратил на жевание и обдумывание. Мне не мешали – женщины снова вернулись к сортировке различных ягод. Ну да –
– Лодка к берегу подходила? – начал я снова.
Из дальнейших распросов и ответов стало ясно, что лодки появлялись не так уж часто и к берегу не подходили никогда. Держались так далеко, что можно было увидеть только парус и очертания корпуса. Но не более.
Вообще никогда к берегу не подходят?
Да было говорят разок. Еще при предках – пару поколений назад. А может еще раньше дело случилось.
Так говорят – подошла однажды к берегу большая лодка. От нее отошло три поменьше и причалили к берегу. Сыроеды обрадовались гостям. Олешка повалили, резать стали. Но пирушки не случилось – прибывшие шатались, пьяно орали, ворочали с натугой языками и смотрели только на женщин помоложе. За них и взялись – двух поволокли к шлюпкам, трех к ярангам, с одной прямо на берегу начали одежду срывать.
Плохие гости оказались. Недобрые.
И что потом? Сыроеды взялись за гарпуны и прибили придурков?
Нет. Не успели. Пришел Иччи Смертного Леса и всех убил.
Это было произнесено так буднично, что не сразу и поймешь, о чем речь. Поэтому я уточнил – пришел старый волк и убил всех чужаков?
Женщины подтвердили – пришел волк и убил всех чужаков. А потом по одному утащил их в Смертный Лес и отдал Доброй Лиственнице.
Ага…а что большая лодка?
Уплыла. И быстро.
А те маленькие лодки что причалили?
Мать приказала – и сыроеды разбили их на куски и сожгли.
Приняв второй кусок мяса, я сжевал его, в упор глядя на женщин. Те ничуть не смущаясь, кликнули проходящую мимо девушку и она принесла котелок бульона, заодно стрельнув в мою сторону взглядом, что выражал очень многое. Тем же вечером мы заснули вместе в крайней яранге. Но в тот момент я мог думать только о чужаках. Попытался расспросить и узнать больше, но женщины разводили руками – это легенда. При них такого не случалось. Единственное что припомнили – в тот день говорят море взбушевалось. И погналось за большой лодкой, что на всех парусах уходила к большой земле. Гигантская волна поднялась и рухнула – и на следующий день на берег выбросило чуток различных обломков. Но не поймешь – то ли лодку серьезно потрепало, то ли разломало и пустило ко дну. Почти все найденные обломки были сожжены или отнесены в Смертный Лес – там Иччи от них избавился.
«Почти»?
Уцепившись за это слово, я задал вопросы, получил важные ответы, после чего встал и торопливо зашагал к Скале, заодно позволив молоденькой и хитрой сыроедке вроде как оступиться и упасть мне на руки. Женщины понятливо засмеялись. Покрасневшая деваха вывернулась из моих рук и упала за их спины, накрылась накидкой. Еще бы не ей не покраснеть – я ведь успел немало интересного поймать и ощутить ладонями. Мягко и эротично. А от соседней яранги уловил совсем другие эмоции и внимательно оглядел полускрытого за шатром невысокого парня, хорошенько запомнив его лицо. Тут все понятно. Что ж – у него есть время доказать, что он мужик.
А пока все мои мысли занимала Скала.
Оказавшись у Скалы – опять – я оббежал ее кругом, выбрал наиболее подходящее место и принялся взбираться. Поднимался неспешно – узнал, что это не табу. Скалу уважают, взбираться на нее даже и не думали никогда, но прямого запрета нет.
Лез я туда по очень простой причине – женщины рассказали, что часть выброшенных на берег вещей молодые сыроеды хотели оставить себе. Но тогдашний старейшина – строгий и принципиальный старик – забрал присвоенное и в сердцах забросил на вершину Скалы, после чего взялся за посох и принялся учить молодых жизни, после чего им понадобился медпункт.