Низший пилотаж
Шрифт:
«Наверное, такой же эффект у золотой вмазки…» — Подумал Клочкед и вдруг понял, что осознает себя.
Он, обнявшись с Валей Антикваррр, парил в воздухе. Цвета обстановки резали глаза своей неестественной яркостью, как при передозе.
Он попытался оглядеться и понял, что он, не вынимая хуя из пизды Вали Антикваррр, висит вместе с ней над двумя бездыханными телами.
«Мы умерли?» — Возник вопрос. И тут же пришел ответ: «Пока нет…»
Кайф продолжался. Клочкед вдруг ощутил такую свободу, какой не ощущал со времен первой ширки. Тогда
С гиканьем Клочкед, прижимая к себе визжащую Валю Антикваррр, устремился вверх, пропуская сквозь призрачное тело межэтажные перекрытия. Они вылетели на воздух. Снизу виднелись прозрачные дома, в одном из которых барахтались Шантор Червиц и Генриетта Широкеззз.
Силой мысли Клочкед выдернул их к себе.
— Смотри, что твой раствор наделал! — Весело закричал Клочкед, выписывая фигуры высшего пилотажа.
Шантор Червиц, поджав ноги, со страхом взирал на проносящегося мимо него наркомана. Шантор Червиц с детства боялся высоты. Генриетта Широкеззз напротив, высоты не боялась, но у нее был страх открытого пространства.
— Нет, мы домой. — Сказал Шантор Червиц и исчез вместе с Генриеттой Широкеззз.
— Ну и хуй с вами! — Расхохотался им вдогонку Клочкед. — Полетели!
Они перенеслись на Луну, побродили там, среди ошалевших от их внезапного появления каких-то инопланетян различных форм и раскрасок. На Марсе они поплавали в подмарсовых морях, распихивая локтями бугристых шарообразных хищников и рыборастения. В Юпитер они нырнули через Красное пятно, но там, в воздухе плавала какая-то муть и ничего не было видно.
Клочкед хотел посетить вообще все планеты, которые знал, но вдруг что-то повлекло его и он, вместе с Валей Антикваррр, очнулся.
— Это в натуре было, или глюк? — Осоловело оглядывалась наркоманка.
— Не знаю. — Поднял брови Клочкед. — Ты чего видела?
— А-а-а, бля! — Раздался голос Шантора Червица, — Очухались, путешественнички ебаные!
— Хуй ли ты материшься?! — Возмутился Клочкед, не меняя положения.
— Кто тебя, мудака, просил меня в воздух вытягивать?! Я, бля, высоты боюсь. Я, понимаешь, ебусь себе, никого не трогаю, а тут ты!
— Так это что, не глюк? — Глаза Вали Антикваррр расширились до крайних пределов возможного их выпучивания.
— Глюк, не глюк, какая на хуй разница, если все одинаково видят?! — Выплевывая каждый звук, пролаял Шантор Червиц, — А ты-то, бля, тоже мне, шировой! Вышел из тела, других не тягай! Может им это не в кайф. Обломщик!
И Шантор Червиц вышел, хлопнув дверью.
КОНТРОЛЬ
Насквозь прширяные руки тянутся к баклажке с винтом. Я вижу, как они придвигают ее, берут ширу, сажают на нее пырялку, мотают петуха. Сдерживая тремор, они выбирают дозняк, и я знаю, что будет дальше.
Ведь это мои руки.
Сейчас одна из них перетянет другую, и будет долго ковыряться в ней струной, пытаясь воткнуть ее в вечно ускользающий бегунок. Канатов и
Контроль, его поиски — это сущее наказание для винтового. Винт нельзя ширять под шкуру или в мышцу, как это делают безвеняковые опиушники. Винт надо мазать только в вену. Иначе — фуфляк, который не рассасывается неделями. Иначе — жуткая боль, от которой сводит все оставшиеся вены. Иначе — таска без прихода, который так нужен винтовому, ради которого некоторые и ширяются, не въезжая в кайфовость длительной прухи.
И вот, моя хэнда перетянута пояском от халата и начинаются долгие поиски места для вмазки. Я наизусть знаю свои веняки, но, на всякий пожарный, прощупываю сначала безмазовые. Вдруг один из них, благодаря обильному смазыванию противотромбовой мазюкой, растромбится и начнет давать контроль.
Но резких изменений не произошло. Тромбы как висели на своих местах, так и висят. Они — напоминание о пропоротых веняках, прогонах под шкуру, недощелоченом винте.
Эх, веняки мои, веняки!.. Иных уж нет. Ушли, проширяные, обожженные, обиженные в лучших чувствах. Растворились, оставив после себя лишь белые шрамы от старых дорог. Но на месте павших встают новые!
Совсем ведь без веняков нельзя. Кровяка-то должна где-то шароебиться! Вот они и прорастают. Бегунки, в которые впору было нулевкой шмыгать, раздаются, матереют, становятся готовыми к проникновению в них жидкого кайфа.
Но тонки пока что их стенки, и пропороть их как не хуй делать. К ним нужен особый подход. Целкой, только из гаража, мазаться в них нельзя. Она насквозь пробьет, и не заметишь как. И растечется кровяка под кожей, красивым, таким, синим пятном.
Нет, прежде чем ширять, надо подзатупить колючку. Проткнуть ей несколько раз бумажный лист. И лишь после этого можно будет ее пихать в вену.
А я продолжаю путешествие по руке. От застоявшейся крови на уже стала красно-фиолетовой. Значит, надо отпустить перетягу, разогнать кровь и, лишь тогда, опять перетянуть.
Казниться я не люблю. Кой толк от лишних дырок? Некоторые наобум садят струну и ковыряют ею под кожей. Авось натолкнется на какой веняк глубокого залегания. К чему это? Лучше, по-моему, ширнуться раз, зато наверняка.
Вот и выщупываю я мазовую веревку. Центряк забит давно, но справа и слева от него может чего-нибудь проявиться. Но палец нащупывает только сухачи.
Однажды я видел, как человека ширнули в сухач, думая, что это бесконтрольный веняк. Он около часа выл истошным голосом. Всю руку у него раздуло, как бревно. Правда потом, как боль поутихла, его в метро вмазали. Но я-то самосадом в подмышку не могу. Вот и приходится терять время, слегка оголтевая, но, не давая воли этому винтовому оголтению.
На кисти, правда, у меня есть неширяные канаты. Но мазаться в них стремно. Если промажешь — фуфляк. Да и дырка будет видна. А зачем светиться? Лучше уж долбиться там, где не видно.