Низший пилотаж
Шрифт:
Кирилл Воробьев: Ну, привет! Я пришел брать у тебя интервью.
Баян Ширянов: Интервью??? А что это такое? Оно грязное и вонючее или большое и чистое?
К.В.: Интервью — это беседа двух умных людей.
Б.Ш.: А если один из них окажется идиотом?
К.В.: Тогда гонорар второго заметно увеличится.
Б.Ш.: Хорошо. Я тебе в этом помогу.
К.В.: Только не надо… Перебарщивать.
Б.Ш.: Ну, это уж как получится…
К.В.: Хорошо. Вот тут у меня списочек вопросов. Давай по нему пройдемся. Итак, наших читателей…
Б.Ш.:
К.В.: …интересует, жив Баян Ширянов или нет. И что это за история с его смертью?
(10 сентября 2000 года весь русский Интернет всколыхнуло письмо, направленное на закрытый лист содружества периодических изданий EZHE. В нем сообщалось, что Баян Ширянов 7 сентября 2000 года умер от разрыва сердца, вызванного передозировкой самодельного наркотика первитина. Спустя несколько дней все же выяснилось, что смерть коснулась только виртуального персонажа, а тот, кто писал под этим псевдонимом, жив-здоров и с удовольствием наблюдает за этой шумихой. Но и до сих пор встречаются люди, искренне верящие в смерть легендарного писателя.)
Б.Ш.: Так. Предупреждаю: это будет такое гониво, что не всякий трезворазумный читатель такое схавает. Ладно, от экивоков к делу.
Один из величайших писателей России, легендарный Баян Ширянов действительно скончался от передозировки самодельным первитином, в просторечии винтом, около 2-х часов ночи 7 сентября 2000 года. И это при том, что до сих пор случаев смерти непосредственно от первитиновых передозировок не было известно.
К.В.: Тогда с кем я сейчас говорю?
Б.Ш.: Минуту терпения.
Легенда гласит, что было заведено уголовное дело. Оно шло-шло ни шатко ни валко — и вдруг потребовалась эксгумация моего тела. Ее произвели. В морге меня отпрепарировали, выяснили все, что им было нужно, а ночью я сбежал. И теперь я состою из следующих частей, которые мне с трудом удалось собрать вместе. Это мозолистая жопа — ну куда же писателю без этого необходимейшего органа? Два указательных пальца, чтобы включать компьютер и стучать по клавиатуре. Два глаза, чтобы бдеть. Ну и третий, конечно, есть… Дальше — мозжечок, он нужен для координации движений. Без него тоже никак нельзя. И самое ценное, чем я обладаю, — это разрозненные кусочки коры головного мозга, в которых содержатся мои воспоминания.
К.В.: А все это тело, которое я вижу?
Б.Ш.: Наведенная галлюцинация.
К.В.: Но я же могу его потрогать!
Б.Ш.: Наведенная тактильная галлюцинация!
К.В.: Но это же, по большому счету миф!
Б.Ш.: Так писателя и должны окружать мифы. Которые он сам и создает. Зачем ему мифы, которые он не может контролировать?
К.В.: Постой. Это же какое-то детское ёрничество. Игры с легендами. Зачем это все?
Б.Ш.: И это еще одна часть мифа. Он ведь не обязан быть логичным. Он должен что-то объяснять. Откуда взялась вселенная, как появились люди и… откуда вылез Баян
К.В.: И откуда же?
Б.Ш.: Огромным Божественным Шприцем была произведена инъекция моей сущности во взрослое тело носителя… Было это в 1996 году. Я родился взрослым. Остальное вы знаете.
К.В.: Тогда откуда воспоминания?
Б.Ш.: Они же не мои, по большому счету. Это куски памяти десятков людей. Ну и моего носителя, в частности. К.В.: Тут мы добрались до одного весьма серьезного обвинения по твоему адресу. Многие считают, что ты написал „Низший пилотаж“, основываясь не на своем опыте, а компилируя разного рода байки.
Б.Ш.: Даже если и так. От этого что, книга станет лучше, хуже, или тот, кто не прочтет, или наоборот, прочтет это интервью, будет относиться к ней иначе?
Дело ведь не в том, что конкретно написано в книге, а в том, что за этим стоит.
К.В.: Тогда такой вопрос из заготовок: о чем „Низший пилотаж“?
Б.Ш.: О дружбе и недружбе, любви и ненависти, о вечности, о славе, о скитаниях вечных на земле и вне ее.
К.В.: Ты серьезно так считаешь?
Б.Ш.: Я серьезно так писал!
К.В.: Но многие критики уверяют читателя, что это производственный роман. Только вместо станка — шприц, вместо парторга — милиция, а рабочие — наркоманы.
Б.Ш.: Мне хочется на это ответить цитатой из Бориса Стругацкого, который на точно такой же вопрос по поводу „Пилотажа“ сказал следующее: „Эта вещь написана скорее в традициях бессмертного „Николай Николаевича“. А может быть, в каком-то смысле — владимовских „Трех минут молчания“… Это безусловно произведение яркое, неожиданное и жестокое. Это отнюдь не жемчужина в навозной куче. Это скорее язва на симпатичном лице: безобразная, страшная, но внимание привлекает — глаз не оторвать.
К.В.: Ты с этим согласен?
Б.Ш.: И да и нет. Дело критика — навешивать ярлыки. А дело вдумчивого читателя — их просеивать… И навешивать свои собственные.
В чем меня только не обвиняли сетевые критики! (Ведь роман долгое время был доступен только интернетчикам и их друзьям.) И в детской порнографии, и в том, что я признаю, что наркомания сродни педерастии, и в обучении малолетних изготовлению наркотиков!..
К.В.: В этом тебя обвинили не только сетевые критики, а простые читатели твоей книги.
Б.Ш.: Это намек на господина замминистра печати Сироженко? Не слишком-то он прост… Хотя…
(Заместитель министра печати г-н Сироженко 14 мая 2001 года направил в ОО „Издательство Ad Marginem“, которое выпустило „Низший пилотаж“, письмо, в котором потребовал объяснений относительно подготовки и выпуска в свет этого издания, так как „…текст книги наполнен ненормативной лексикой, непристойными выражениями и бранью.“, а так же „…приведены способы изготовления наркотиков, смакование состояния, после их употребления, а так же описание непристойных сцен, провоцирующих низменные инстинкты.“ В связи с чем в книге „…присутствуют признаки, указывающие на совершение уголовно-наказуемых деяний, и наносится ущерб нравственности и здоровью граждан“.)