Ночь без алиби
Шрифт:
– Пей обе, - потребовала она, - и скажи ему, чтобы он от меня отвязался!
«Соперник» вспыхнул. Он был длинный и тощий. Клетчатый пиджак болтался на костлявых плечах. Злые глаза сверлили меня. Я выдержал его взгляд. Постом положил на стол свои кулачищи.
– Как хочешь, - пробурчал он.
– Раз уж это твой клиент… - Он отвернулся и поискал глазами кого-нибудь из знакомых.
– Пей, ну!
– с пьяной назойливостью твердила женщина.
Ее темные глаза ощупывали меня.
– Да пей же!
– истерично крикнула она.
Некоторые посетители с любопытством воззрились на нас. Женщина готова была учинить скандал, если бы я не послушался ее. Однако я избегал всяческого внимания к моей персоне. Может быть, уйти? Но куда, куда?
Хлопнула дверь. Я обернулся. Моя знакомая по киоску стояла в дверях и оглядывала зал. Увидев меня, она улыбнулась и стала пробираться ко мне между столиками и стульями.
– О, ты здесь, Эмиль, - обратилась она к моему «сопернику».
– Вы уже обнюхались?
Эмиль презрительно оглядел меня.
– А я думал, он клиент Моны.
– Он мой. Уведи пока Мону, нам надое ним потолковать.
– Она сняла пальто и повесила его на вешалку прежде, чем я успел ей помочь. Вежливость здесь, видно, не ценилась.
Эмиль взял Мону за руку и увел в другой угол, где освободилось место.
– Меня зовут Ингрид, - представилась моя знакомая. Усевшись, она принялась с интересом разглядывать меня. Я тоже рассмотрел ее. Белокурые волосы, маленькое лицо, нос с горбинкой, полные красные губы, в меру подкрашенные, сохранившие естественный цвет. Гибкая фигура. Черный пуловер обтягивал тугие груди.
Эмиль, прервав наш немой диалог, подсел к нам и заерзал локтями по надраенной до блеска столешнице.
– Рванул из тюряги, - сообщила ему Ингрид.
– Оставил начальнику пятнадцать лет.
– Угу, - отозвался Эмиль.
– Пока пусть у меня поживет, - продолжала она, - но долго нельзя, сам понимаешь. Он хочет через границу.
Я удивленно посмотрел на нее.
– Так, так, через границу. Тут можно обжечься. За что срок отхватил?
– За убийство.
– Политическое?
– Нет.
– Младенец. Ладно, главное, что покойник избежал свинцового отравления. Там тебя начнут расспрашивать, почему бежал, да отчего, да по какому случаю. Ясно, и захочется выбить кое-какой капиталец насчет политического преследования и всякое такое…
– Уж как-нибудь отговорюсь, - вставил я и посмотрел на него с вызовом. '
Выпитая водка пробудила во мне дух сопротивления. Я вообще не выношу, когда меня поучают. А тут еще этот тип разважничался, словно петух перед курами.
– Телок, - процедил он.
– За «стеной» только две возможности: или тебя выдадут обратно,
– Я это и без тебя знал, - возразил я упрямо.
Какое ему дело до меня? Убирался бы к чертям! Но Эмиль и не замечал моей неприязни.
– Единственное преимущество на Западе, - продолжал он задумчиво, - вот какое: то, что вы, то есть люди, которые не в ладах с полицией, делаете здесь в одиночку, там все это организованно. Там, если ты «свой», укрыться легче.
– Значит, вроде и свободен, и вроде нет?
– Точно, - подтвердил Эмиль.
– Ну ладно, хата у тебя на первое время есть.
– Он ухмыльнулся.
– Ингрид еще может кое-когда позволить себе привести парня, который ей нравится, но у которого нет ни шиша.
Я взглянул на Ингрид. Хотелось как-нибудь смягчить столь грубые слова, но она, ничуть не смутившись, смотрела на меня с улыбкой. Не ожидал я, что в столице среди современных домов, отелей и министерств еще можно встретить подобную публику. Наследие прошлого, увы живучее…
– Вам, пожалуй, надо смываться, пока не заглянули фараоны, - предложил Эмиль.
– Я тут кое с кем повидаюсь, может, они тебя пристроят. Сам понимаешь, работенка будет законникам не по вкусу. А что ты хочешь? С таким шрамом на лбу не покрасуешься. С ходу заметут.
– Пошли, - сказала Ингрид.
На улице лил дождь. Зонтик Ингрид был маловат для двоих. Она тесно прижималась, поэтому идти было неловко. Но вскоре подворотня избавила нас от дождя. Ингрид прильнула ко мне. Ее поцелуй отдавал табаком и мятным ликером. Обвив мою шею руками, она целовала меня взасос, а я, задыхаясь, судорожно сжимал ручку раскрытого зонтика.
Поначалу я растерялся от неожиданности. Мне еще ни разу не доводилось играть пассивную роль в подобной ситуации. Конечно, я понимал, что меня не просто отведут на какую-нибудь квартиру и оставят, а что придется переночевать у Ингрид.
Мне стало противно. Я был сам себе противен. А что делать? Эмиль был прав. Мол, скажешь и за это спасибо. Ула бесконечно далеко, она стала воспоминанием. И надо радоваться, что Ингрид берет меня к себе ночевать, помогает продлить мне свободу на несколько часов, дней или недель, пока… Я не знал, на что еще надеяться. Разве на какой-нибудь случай.
Комната у Ингрид была маленькая, мебель старая и разрозненная, но всюду чистота. Греясь у рефлектора, я внушал себе, что мне тут ничего не надо, кроме тепла, крова, убежища от преследователей и человека, который обходился бы со мной как с равным. С равным?.. Да, я и в самом деле ничем не отличался от Ингрид, Моны, Эмиля, я был таким же, как они, отбросом общества.
– Где-нибудь работаешь?
– спросил я уныло.
– Иногда.
– Ингрид громко рассмеялась.
– Чтобы не цеплялись.