Ночь длинных ножей. Борьба за власть партийных элит Третьего рейха. 1932–1934

Галло Макс

Монсеньор Фаульхабер, примас Баварии, тоже здесь. Этот старик, облаченный в золотую парчу, до того высох, что похож на те статуи из позолоченного дерева, которые украшают церкви Южной Германии.

Рядом с монсеньором Фаульхабером стоит молодой человек с оживленным лицом, которое вовсе не старит отблеск золота на его облачении. Выражение его лица живое и энергичное; он часто поворачивает голову, чтобы посмотреть на других молящихся. Это – монсеньор Баррес, новый епископ Берлина. С момента его рукоположения в январе прошло менее полугода, и гестапо внимательно следит за ним. Донесения о его деятельности читаются Гиммлером лично. Монсеньору Барресу удалось сплотить воинствующих католиков – его письма к пастве осуждают насилие и жестокость. У резиденции епископа

часто останавливается машина высокопоставленного чиновника рейха, доктора Клаузенера. Клаузенер истовый католик и человек высоких принципов. Он близок к вице-канцлеру Папену, тоже католику. Многие недели имя Клаузенера, вместе с именами Юнга, Бозе и других, находилось в списке тех, за кем велось пристальное наблюдение. Оно вполне могло быть и в списках, составленных Гейдрихом. Он часто видится с монсеньором Барресом, а гестапо не любит совпадений. На Фульду было послано несколько агентов гестапо – они наблюдают, слушают и записывают. Рейхсфюрер Гиммлер, родившийся в семье католиков, создатель Черной гвардии, которая взяла себе в качестве образца для подражания орден иезуитов, лично проинструктировал их. Впрочем, ничего необычного не происходит. Агенты гестапо слоняются по старому епископальному городу. После мессы епископы удаляются во главе с монсеньором Бертрамом, кардиналом, примасом Силезии и председателем ассамблеи.

Все спокойно, пока вдруг не разносится призыв: «Берегитесь ложных пророков!»

В письме своей пастве епископ разоблачает «атеистов, которые, подняв на нас руку, сознательно борются с христианской верой». Все прекрасно понимают, что в дни, когда социалисты, коммунисты и евреи в Дахау под лай собак и грубые окрики эсэсовцев проходят вечернюю перекличку, под «атеистами» подразумеваются нацисты и люди из Черной гвардии. Шаг за шагом они возрождают языческий культ дохристианских нордических богов под звуки рогов, которые напоминают о древних германских племенах.

На Принц-Альбрехт-штрассе, 8 Гиммлер и Гейдрих встревожены. На коммутаторе центрального офиса гестапо в Берлине прослушиваются все разговоры участников Фульды. Агенты гестапо отмечают, что в самом Берлине многие крупные католические деятели ссылаются на текст письма епископа. Неужели католическая церковь, так долго остававшаяся пассивной, собирается встать в оппозицию к режиму? Об этом сообщают Герингу, после чего следует серия консультаций. Может быть, это начало политического маневра, предпринятого Папеном и Гинденбургом и поддержанного, по-видимому, генералами Шлейхером и фон Бредовом, а также определенными элементами рейхсвера? Если это так, то какую позицию займут Рем и СА?

Информируют, в свою очередь, и Канцелярию. Гитлер остается глух к предупреждениям гестапо, в то время как Геринг, Гиммлер и Гейдрих объединяют усилия. Из большого здания, где царит тишина и где черные гвардейцы из лейбштандарта СС застыли, подобно фигурам, высеченным из гранита и покрытым тканью и металлом, Гитлер наблюдает за действиями своих людей. Герман Геринг, герой войны, офицер и юнкер, связанный с миром финансовых магнатов и рейхсвером, вполне может, поддержанный определенными консервативными кругами, стать соперником в борьбе за пост президента после смерти Гинденбурга, за высшее положение в рейхе – без Гитлера.

Утром в понедельник 4 июня Гитлер все еще не решил, каким способом сделать своими союзниками влиятельных военных и руководителей промышленности, то есть людей, которых он боится и которым не доверяет. Следует ли ради них пожертвовать штурмовиками, доведя Дойчландский пакт до его логического конца, или лучше будет сохранить укрощенные и прирученные, но еще достаточно сильные СА, которые могли бы служить угрозой, занесенным над головой мечом, предлогом и средством для шантажа? Удастся ли избежать решительных действий теперь, когда все, кажется, изменяется быстрее и быстрее?

Утром в понедельник 4 июня Отто фон Майснер, секретарь фон Гинденбурга, звонит в Канцелярию. Фельдмаршал очень слаб, сегодня он уедет в Нейдек. Все надеются, что на плоской, спокойной равнине к президенту вернутся

силы. Но Гитлер не дурак – он прекрасно понимает, что это будет последняя поездка Гинденбурга. Старый вояка минувшего века сложит свои кости в земле Нейдека, центре могущества и веры своей касты. Из Канцелярии поступают приказы по обеспечению комфортного переезда для старого президента. После этого Гитлер снова замыкается, чтобы обдумать будущее, которое неумолимо надвигается. В Нейдеке, рядом с умирающим Гинденбургом, будут Майснер, амбициозный и преданный, которому Гитлер доверяет, и Оскар фон Гинденбург, который думает только о своих владениях и чинах и которого можно будет купить, пообещав ему несколько акров земли и продвижение по службе. Однако эти двое будут надежными союзниками только в том случае, если они будут уверены, что Гитлер не упустит власти из рук. Эта мысль снова возвращает Гитлера к выбору, который ему предстоит сделать. Его предупредили, что Папен решил проводить Гинденбурга в Нейдек и пробыть там с ним несколько дней. Папен – это трусливая лиса, но он олицетворяет собой весь этот клан Юнгов, Клаузеров, Бозе и Чиршских; Папен, который помог Гинденбургу составить завещание и с которым старый президент обращается как с сыном, преемником и другом, понимая, что его дни уже сочтены.

На Центральном вокзале Берлина Гинденбурга, который уже никогда не вернется в столицу, провожает почетный караул. Гитлеру вдруг приходит в голову одна мысль: Брюкнер звонит по телефону, и посыльный на мотоцикле отъезжает от здания Канцелярии. Эрнста Рема вызывают к фюреру сегодня же, в понедельник 4 июня 1934 года. В штаб-квартире гестапо сотрудники сообщают друг другу о срочном вызове Рема. Наконец весть об этом достигает Гейдриха и Гиммлера. Неужели придется порвать списки, отменить приказы, отданные оберфюреру Эйке, разорвать все договоренности, достигнутые с Германом Герингом и фон Рейхенау? О чем думает Гитлер? Этот понедельник стал черным днем для сотрудников гестапо – Гитлер вполне может договориться с Ремом. Необходимо выждать, чтобы второпях не испортить все дело. Гейдрих с совершенно невозмутимым видом сортирует каталожные карточки, читает распечатки телефонных переговоров и встречается со своими агентами, внедренными в самое сердце СА. Надо выяснить все, что можно.

Эрнст Рем поднимается по ступенькам Канцелярии, и охранники салютуют ему, щелкая каблуками. Он отвечает с довольным и уверенным видом – настало время реванша. Фюрер, в спокойном и дружелюбном настроении, как в старые добрые времена их дружбы, выходит встречать его и улыбается обер-лейтенанту Брюкнеру. После этого высокая черная дверь кабинета захлопывается за Гитлером и Ремом.

Они выходят оттуда через пять часов. Брюкнер кланяется им. У Гитлера страшно измученный вид, на лице его отражается смертельная усталость. Несколько часов ожесточенных споров отразились и на Реме – его шея и щеки покрылись красными пятнами. Он в одиночестве медленно выходит из здания Канцелярии и садится в свою машину.

Позже, 13 июля 1934 года, после смерти Рема, Гитлер, единственный свидетель их последнего разговора, при ярком свете люстр Кроль-оперы, расскажет депутатам рейхстага и всей Германии об этой встрече: «В начале июня я сделал последнюю попытку образумить Рема. Я вызвал его к себе в кабинет, и мы проговорили почти пять часов». Что было сказано, мы никогда не узнаем. Но возможно, кое-какие детали этой последней встречи двоих друзей, один из которых помог другому подняться к вершинам власти, можно вычленить из речи Гитлера.

«Я сказал ему, что у меня сложилось впечатление, что определенные несознательные элементы готовят национал-большевистскую революцию, которая приведет к неописуемым бедствиям. Я также сказал ему, что до меня дошел слух, будто бы в ней будет участвовать и армия».

Быть может, Гитлер и вправду упоминал Шлейхера и Бредова, а может, говорил только о новой революции, «ночи длинных ножей», о которой мечтали некоторые штурмовики. Но никто никогда не узнает о главной теме разговора Рема и Гитлера. Настоящая цель Гитлера становится ясна из следующего абзаца: