Ночь длиною в жизнь
Шрифт:
— Точно? Ты не против, если я буду белье складывать, пока мы говорим? А то две мадамочки вернутся и покою не будет. — Мэнди плюхнулась на диван рядом со мной и подтащила поближе корзину с бельем. — Ты слышал, что я вышла за Джера Брофи? Он теперь шеф-повар. Ну, поесть он всегда любил.
— Второй Гордон Рамзи, да? — ехидно ухмыльнулся я. — Слушай, а он поварешку с собой носит — отбиваться, если ты не в духе?
Мэнди взвизгнула и шлепнула меня по руке.
— Ну ты скотина, все такой же! Никакой он не Гордон Рамзи, работает
— Наверное, решили, что это и есть французская «нувель кузин». Джер молодец.
— Уж не знаю, что они там думали, но слопали все: яичницу, сосиски и бананы.
— Джер классный парень, — сказал я. — Вы оба молодцы.
Мэнди встряхнула розовую кофточку.
— Конечно, Джер молодец. И душа компании. Да к этому давно шло; когда мы сообщили маме, что обручились, она сказала, что ждала этого с тех пор, как мы в пеленках были. Прямо как… — Мэнди кинула быстрый взгляд на меня. — Прямо, как большинство пар тут у нас.
В прежние времена Мэнди уже знала бы к этому моменту все о чемоданчике плюс подробные кровожадные версии, но увядшее «сарафанное» радио и безукоризненная работа моего бравого Кевина с мамой привели к тому, что Мэнди не напрягалась и не осторожничала, а тактично щадила мои израненные чувства. Я спокойно откинулся на спинку дивана и наслаждался, пока можно. Я люблю беспорядок в доме, когда женщина и дети оставляют пометки повсюду: липкие следы пальцев на стенах, куча безделушек и горы бантов и заколок на каминной полке, запах цветов и глаженого белья.
Мы немного поболтали ни о чем: ее родители, мои родители, кто из соседей женился и завел детей, кто переехал в пригород или заработал какую-нибудь интересную болячку. Имельда по-прежнему живет неподалеку — в двух минутах ходьбы, на Холлоус-лейн, но по чуть скривившимся губам моей собеседницы я понял, что они уже не так часто видятся, и уточнять не стал. Вместо этого я рассмешил Мэнди: заставь женщину смеяться — и ты почти заставил ее говорить. Мэнди по-прежнему смеялась округло, заливисто и заразительно.
Минут через десять Мэнди наконец спросила:
— А ты что-нибудь о Рози слышал?
— Ни шиша, — сказал я не моргнув глазом. — А ты?
— Ничего. Я… — Снова тот же быстрый взгляд. — Я думала, может, ты знаешь.
— Ты знала? — спросил я.
Мэнди сосредоточенно сворачивала пару носков, на щеках вспыхнули пятна румянца.
— О чем?
— Вы с Рози всегда были неразлейвода. Вдруг она тебе рассказала…
— Что вы оба собрались бежать? Или что она…
— И то и другое.
Мэнди пожала плечами.
— Да ладно тебе! — беззаботно начал я. — Двадцать с лишним лет
— Я понятия не имела, что она передумает. Ей-богу, ни намеком. Честное слово, Фрэнсис, я как узнала, что вы не вместе, так дар речи потеряла. Я-то была уверена, что вы поженились и Рози нарожала полдесятка детей, чтобы тебя приструнить.
— Ты знала, что мы собирались уехать вместе?
— Вы оба пропали в одну ночь, что тут непонятного?
Я улыбнулся Мэнди и покачал головой.
— «Передумает», говоришь? Так ты знала, что мы с Рози встречаемся, хотя мы почти два года от всех скрывали!
Через мгновение Мэнди скорчила гримасу и бросила носки в корзину.
— Умник. Рози не выворачивалась перед нами наизнанку, вовсе нет, молчала до того, как… Помнишь, примерно за неделю до того, как сбежать, вы с Рози встречались где-то в пабе? В центре.
Мы пошли в «О'Нил» на Пирс-стрит — и все студенты шеи посворачивали, глядя, как Рози возвращается к нашему столику, неся по кружке в каждой руке. Рози, единственная из всех наших девчонок, пила разливное и всегда платила в очередь.
— Ага, — кивнул я.
— Понимаешь, она соврала отцу, что идет со мной и Имельдой, а нас предупредить забыла, представь? Говорю же, про тебя — ни единого слова; мы и понятия не имели. В тот вечер мы с Имельдой вернулись домой рано, а мистер Дейли увидел, что мы без Рози. Она пришла очень поздно… — Мэнди одарила меня ямочкой на щеке. — У вас, наверное, было о чем поговорить?
— Да, — сказал я. Поцелуй на ночь, стена Тринити-колледжа, мои руки на бедрах Рози, я тяну ее к себе…
— В общем, мистер Дейли поджидал ее. На следующий день, в субботу, Рози позвонила мне, рассказала, что отец словно с цепи сорвался.
И снова в нашем поле зрения возник злобный мистер Дейли.
— Представляю, — сказал я.
— Мы с Имельдой допытывались, где она шастала, но Рози так и не сказала, только призналась, что отец в ярости. Мы и подумали, что скорее всего она с тобой встречалась.
— А вот интересно, — сказал я, — с какого перепугу Мэтт Дейли на меня взъелся?
Мэнди моргнула.
— Господи, да откуда мне знать? Он и твой папаша не ладили; может, в этом дело. Впрочем, какая разница? Ты больше тут не бываешь и его не видишь…
— Мэнди, — сказал я. — Рози кинула меня, дала мне пинка ни с того ни с сего; так и не знаю почему. Если есть хоть какое-то объяснение, не важно какое, хотелось бы его услышать. Что я не так сделал?
Я говорил тоном мужественного страдания, и губы Мэнди дрогнули от сочувствия.
— Ах, Фрэнсис… Рози плевать хотела, что ее па о тебе думает, ты же знаешь.
— А может, и нет. Но если ее что-то беспокоило, если она скрывала что-то от меня, если она боялась кого-то… Насколько жесток он был с ней обычно?