Ночь, дождь, Город

Бирюшев Руслан Рустамович

— Мисс Хелси… Полагаю, тянуть дальше не имеет смысла. Я должен сказать, что мы проявили рентгеновские снимки вашей грудной клетки ещё позавчера… И до сего момента проводили дополнительные исследования, чтобы исключить ошибку… Теперь всё готово. Вернее, готово было ещё прошлым вечером.

— У нас в больницах обманывают пациентов? — Приподняла брови Анна, подтягивая одеяло. — К чему был этот цирк, уж простите на грубом слове? Я ведь просила вчера…

— Видите ли, — перебил её медик, — сразу после вашего поступления к нам мы провели полное обследование на предмет внутренних травм. В том числе и рентгеноскопию. На снимках мы обнаружили явные и сильные затемнения в области лёгких. Мощные, видимые в обеих проекциях, и в боковой, и в прямой. Потребовалось время, чтобы поставить диагноз с гарантией — здесь ошибка недопустима. Но теперь уверенность полная… Простите, что не спешили вас проинформировать. Думаю, это

было неправильно — мне кажется, вы сильная женщина, и предпочтёте встретить проблему лицом, а не убегать от неё.

— Можно… ближе к вопросу? — Анне не хотелось обижать этого полноватого старичка с забавной старомодной бородкой, который, похоже, искренне о ней беспокоился, но после беседы с агентами Бюро женщина была одновременно расстроена и растерянна. Перемешавшиеся эмоции с трудом удавалось держать в узде. — Я уже поняла, что на добрые вести рассчитывать не стоит. Не бойтесь меня огорчить.

— Если не вдаваться в медицинские подробности… — Врач снова глубоко вздохнул. — Мисс Хелси, у вас рак лёгких в поздней стадии. Очень запущенный. Вероятно, начавшийся давно и усугублённый вашим пристрастием к сигаретам. Боюсь, сейчас мы не сможем даже задержать его развитие. Интенсивное лечение даст несколько дней отсрочки, это предел.

— А без лечения… сколько мне… на сколько меня хватит? — Тихо спросила Анна, удивляясь собственному спокойствию. В самом деле, не сказать, чтобы слова доктора её шокировали. Она давно уже догадывалась, что кашель и слабость, не проходящие ни после приёма лекарств от простуды, ни после хорошего отдыха, являются признаками надвигающейся беды — однако не решалась признаться в этом самой себе. Тот факт, что её срок чётко отмерян, почему-то вовсе не пугал — беспокоило то, что знание его может лишить сил, и руки опустятся…

— Без лечения… — Старичок-доктор потёр затылок, стараясь не смотреть женщине в глаза. — Я бы дал вам месяц. Но вероятно — несколько меньше.

— Что ж… — Анна улыбнулась — вполне искренне. — Месяц — весьма неплохо. Думаю, мне хватит.

— На что? — Настала очередь доктору недоуменно вскидывать брови.

— На то, чтобы завершить одно дело… — Ответила Хелси, глядя на увядшие цветы, подаренные Чарльзом.

* * *

Покинуть больницу оказалось не так-то просто — Анне отказались выдавать одежду, ссылаясь на то, что в таком состоянии отпустить её домой будет просто аморально. Попытка же выйти на улицу прямо в пижаме и тапочках встретила препятствие в лице охранника госпиталя, который загородил дверь, прогудев, что все пациенты должны оставаться в лечебных покоях до выписки. Хелси начала подозревать сговор. Смахивало на то, что медики выполняют тайные инструкции — то ли от агентов Бюро, то ли от излишне заботливого Старика. Последнее больше походило на правду — пожелай Бюро её изолировать, и у дверей палаты торчали бы ребята в штатском… или даже не в штатском, а в чёрных мундирах. В принципе, несмотря на всю слабость, Анна смогла бы без лишних церемоний вырубить охранника… Наверное. Однако она решила, что это уже слишком, и отступила для перегруппировки. Новый план выработался почти спонтанно, с наступлением сумерек. Около десяти вечера район обесточили. Где-то внизу, в подвале больницы, тут же утробно заурчал генератор, в коридоре вспыхнула тусклая аварийная лампа. Но снаружи, за окном, воцарился непроглядный мрак — фонари погасли, затянувшие небо тучи скрыли луну и звёзды. После недолгих колебаний, Анна встала, надела очки, повозившись с закрашенными шпингалетами, распахнула окно, глянула вниз. Второй этаж. Прыгать всё ж рискованно, особенно на асфальт. Но карниз широкий, и не скользкий, так как дождя вчера не было, а справа, всего в паре метров, труба дождевого слива. Можно попытаться….

Инспектор оторвала от занавески шнур, стянула им волосы в привычный хвост, подумав немного, сняла всю занавеску — от свежего ветерка с улицы её заметно знобило, а ткань шторы была плотная… Свернув «трофей» в рулон и закинув его на плечо, сунув тапочки в карманы, женщина вскарабкалась на подоконник. Осторожно ступила босыми пятками на камень карниза. Выпрямившись, перевела дух. Прошептав под нос: «Даже если шлёпнусь, отделаюсь переломами. Эка невидаль», начала приставным шагом двигаться к трубе, вжимаясь спиной в холодную, неровную стену госпиталя. Добравшись до цели минут за пять-семь, ухватилась за неё сперва правой рукой, потом резко развернулась и вцепилась обеими, повисла на крепёжной скобе. Пальцы сразу начали разжиматься, и Хелси стремительно соскользнула вниз, обдирая ладони до крови. Оказавшись на земле, торопливо обулась, шипя от боли, развернула и набросила на плечи штору, пригибаясь, поспешила прочь от госпиталя.

— Побег века. — Бормотала она, пытаясь хоть немного успокоиться. — То-то доктор удивится… Завтра в

газетах напишут: «Сотрудница Агентства украла в госпитале казённую занавесь!». И будет скандал до небес…

Женщина старалась держаться ближе к зданиям, чтобы не выходить из тени. Хорошо, что больничная пижама не белая, как во многих госпиталях, а тёмно-синяя, и ставшая плащом штора ей в тон. Ночью, на тусклых мониторах, сонные операторы вечерней смены едва ли разглядят детали её одежды, и примут Анну за позднюю прохожую в брючном костюме и накидке. Нужно лишь не попадаться на свет. Вот встретить патрульную машину не хотелось бы — у офицеров патруля наверняка появится уйма вопросов к бледной женщине, которая тёмной ночью бредёт по улицам, завернувшись в занавеску… Хотя и для них у Анны было кое-что припасено. Встреча же с теми, от кого патрули берегли горожан, инспектора вовсе не пугала. Почему-то она была уверена, что легко выкрутится — но не смогла бы объяснить, откуда эта уверенность.

То, что больница располагалась в одном из центральных районов столицы, сыграло свою роль. Патрули здесь ходили часто, и всего полчаса спустя Хелси наткнулась на полицейский экипаж. Её осветили прожектором, попросили держать руки на виду. Пока один офицер прикрывал, держа наизготовку дробовик, второй подошёл к женщине, поинтересовался, всё ли с ней в порядке. Не дожидаясь, пока патрульные решат отвезти её в ближайших дом для умалишённых, Анна зашла с козырей — представилась по всей форме, назвала номер своего значка, попросила проверить его через картотеку и заявила, что находится на задании. Ошарашенные таким напором полицейские без споров связались по радио с участком, и получили подтверждение — хотя ждать пришлось довольно долго, пока запрос ушёл в НАР и вернулся назад. Это и днём-то занимало немало времени, а ночью любые сроки следовало умножать на три.

— Номер значка актуален. — Произнёс старший патруля, откладывая микрофон рации и всё ещё подозрительно косясь на инспектора. — Ваша внешность соответствует описанию. Простите за нашу подозрительность, мэм… Час неурочный, сами понимаете.

— Не извиняйтесь, сержант. — Отмахнулась Хелси, поправляя очки и с достоинством одёргивая занавеску. — Вы действовали верно. Но могу я рассчитывать на ваше содействие?

— Разумеется.

— Мне нужно, чтоб вы меня кое-куда подвезли.

— Никаких проблем, мэм… Но вы должны понимать, что мы будем вынуждены зафиксировать отклонение от маршрута патрулирования и указать ваше имя…

— Разумеется. Только… Можно мне в салон? Тут холодно.

— О, простите. Садитесь, мэм. — Офицер открыл заднюю дверцу. Анна же отметила, что, несмотря на последний теракт, особый режим успели отменить, и патрульных в экипаже теперь всего двое. — А… не позволите ли узнать, что с вами случилось и почему вы так… легко одеты?

— Не позволю. — Отрезала Хелси, забираясь на широкое сиденье, предназначенное для задержанных. Сержант лишь хмыкнул.

Патрульные довезли её до дома, даже не включая сирены — улицы и без того были пустынны. Распрощавшись с офицерами, женщина поднялась к себе, отпёрла дверь запасным ключом, который хранила в тайничке меж кирпичей, вошла в квартиру. Неожиданно даже для себя всхлипнув, с отвращением сбросила импровизированную накидку, разделась прямо в прихожей, прошла в спальню. Достав из ящика комода сигаретную пачку и спички, закурила. С папиросой в руке, обессиленная, рухнула на кое-как застеленную кровать, закуталась в любимое пуховое одеяло — тяжёлое, пахнущее слежавшимися перьями. Уставясь в потолок, выдохнула облачко дыма, вслушалась. По стёклам барабанил дождь — он начался недавно, уже после того, как Анна вошла в подъезд.

— Интересно, почему я так люблю тепло, и так не люблю слякоть? — Не понижая голоса, сказала она в пустоту. — Здесь ведь всегда так, это Чарли может помнить, как всё было прежде. Мне должно казаться нормальным, что вечно дождит… А я тоскую по солнцу…

Анне хватило сил и предусмотрительности загасить окурок о спинку кровати, прежде чем сон овладел ей окончательно…

* * *

Вопреки ожиданиям, до самого рассвета инспектора никто не побеспокоил. И её появление в офисе НАР у коллег удивления не вызвало — даже охранник на входе привычно поздоровался, не отрываясь от замусоленного журнальчика про довоенные авто. Старательно обойдя по дуге кабинет Диксона, Анна тихонько пробралась в свой, уселась в кресло, и сразу же почувствовала себя много уверенней. Повесив на вешалку плащ, проверив стенной сейф и убедившись, что Чарли потрудился оставить в нём оброненную на месте взрыва «серпенту», инспектор перевела дух, выкурила сигарету у окна, глядя на проезжающие внизу машины, и только после этого пошла сдаваться. Старик был занят — перебирал ворох документов на своём столе. При виде женщины он не выказал заметного удивления, лишь нахмурился. Спросил: