Ночь голубой луны
Шрифт:
Замечательно! Прекрасно! Чудесно!
– Чудеснейше! – радостно шепнула Берегиня Верту, который всё ещё отсиживался под кроватью.
Чтобы довести дело до конца, она решила записать все пункты плана от «А» до «Я» на листочке из блокнота. Поставив последнюю точку, она принялась складывать листок, чтобы сунуть его в карман джинсов, но потом решила, что вначале нужно выучить его наизусть – на всякий случай. Джинсы могут намокнуть, и что, спрашивается, станет с чернилами? Их смоет водой, буквы расплывутся, и каково будет, если, например, выполнив пункт «Е», она начисто забудет, что было сказано в пункте «Ж»? Или если она
За несколько часов ей удалось затвердить план наизусть по пунктам от «А» до «Я». Для вящей уверенности она выучила его и в обратном порядке. На всякий случай.
18
Прошло несколько часов, и вот теперь она здесь, в шлюпке, а листок из блокнота у неё в заднем кармане джинсов. План начал претворяться в жизнь. Вот и отлично. Пункты «А», «Б» и «В» осуществились без труда. Примерно час назад Берегиня и Верт на цыпочках, тихо-тихо прошли по коридору мимо комнаты Синь, никак не потревожив её сон. Верт тоже шёл на цыпочках – он даже умудрился не цокать своими когтями по полу. Прикрыв за собой входную дверь, они бок о бок, лёгкими шагами пересекли лужайку, осторожно ступили на деревянный причал и бесшумно спустились в шлюпку так же неслышно и легко, как комар садится на обнажённое плечо.
«Стрелка» – шлюпка Доуги. У Берегини не было разрешения её брать.
– Не бойся, – успокоила она Верта. – Мы сто раз успеем вернуться назад до того, как он проснётся.
Она знала, что Доуги был ранней пташкой. Он поднимался ни свет ни заря, чтобы отпереть «Автобус» для первых сёрфингистов, которые, придя на пляж, хотели взять напрокат доски или купить упаковку воска. Сёрфингисты тоже встают ни свет ни заря. Берегиня это отлично знала.
Если ей удастся выполнить план, Доуги никогда не узнает, что она брала его шлюпку.
Кстати, о плане: хорошо, что ей пришла в голову мысль затвердить его наизусть, – ведь в кромешной ночной тьме она не смогла бы разобрать, что там написано на листочке. Вот так-то. Бог надоумил, сказала бы Синь.
Берегиня взглянула на восток.
– Ну, и где же луна? – спросила она вслух, обращаясь к звёздному небу.
«Гав!» – отозвался Верт.
Преданный пёс был готов для неё на всё. Если бы он мог, то достал бы луну с неба. Просто выгрыз бы её зубами, принёс бы своей хозяйке и положил на колени.
Сидя в шлюпке, Берегиня вдруг услышала шум поднимающихся волн. Он доносился с той стороны песчаных дюн. Неумолчный, ровный гул шёл из темноты. Странно, почему она стала различать его только сейчас? Ведь волны постоянно бьются о песчаный берег.
И где, будь она неладна, эта пропащая луна? Внезапно лёгкий ветерок растрепал ей волосы, играючи погладил по щеке и полетел дальше, унося с собой чей-то тихий шёпот:
«Береги-и-и-иня! Береги-и-и-ис-с-сь…»
Девочка схватилась обеими руками за борт шлюпки.
– Слышал? – шепнула она псу.
Верт сидел, насторожив уши и вглядываясь в темноту. Снова повеял игривый ветерок, лёгкий, как листок бумаги.
Это звучало её имя, которое семь лет назад дала ей мама, перед тем как уплыть далеко-далеко. С тех самых пор Берегиня никогда не слыхала о Мэгги-Мэри ни слова. И вот тихий шёпот:
«Береги-и-и-иня! Береги-и-и-и…»
Лёгкий бриз стих так же внезапно, как и налетел, оставив только шёпот. Только её имя.
19
Побережье
Но задолго до того как появился Тейтер, может быть, пятьдесят тысяч лет назад, а может, и сто тысяч, а может быть, и целый миллион лет тому назад, здесь, в сотне ярдов от берега, появилась колония устриц. Это было замечательное место для маленькой устричной семьи: тёплые воды, ровное дно, ласковый прибой. Слух об этом славном местечке быстро разнёсся среди устриц, маленькая колония стала расти и превратилась в большую. А устрицы прибывали и прибывали, к старым ракушкам добавлялись молодые, колония становилась всё толще, и выше, и шире. Волны натащили сюда песка и гальки, которые спекались с ракушечной скорлупой, и так образовалась длинная узкая отмель, выступавшая над поверхностью воды. Век шёл за веком, а волны тащили и тащили сюда песок, гальку, ракушки, которые всё новыми слоями ложились поверх устричной колонии. Устрицы в конце концов ушли и создали колонию на новом месте. Но старые ракушки остались. Они спеклись с песком и галькой, образовав устойчивую, плотную структуру, которую в геологии и океанографии называют «бар» или «коса», хотя больше всего это напоминает большую подводную скалу, чем гору рыхлого песка.
Она была там, в ста ярдах от берега, слегка выступая из-под воды. Теперь она называлась скала де Вака в честь испанского конкистадора по имени Альвар Нуньес Кабеса де Вака, который, приплыв сюда в 1528 году из Испании, наткнулся на эту косу, так что в днище корабля образовалась огромная дыра. Корабль стал тонуть, но де Вака вместе со своими людьми, с курами и козами сумел добраться до берега, где его встретили местные жители – люди племени каранкава. Это было почти пятьсот лет тому назад.
Но не каранкава назвали скалу в честь Кабесы де Вака. В конце концов, его корабль стал далеко не первым, получившим пробоину на этом месте. Для каранкава скала оказалась примечательна тем, что здесь было место, где собирались стаи шипохвостых скатов.
И сегодня ночью скаты снова собрались у скалы, как это бывало всегда во время летних полнолуний в течение многих тысяч лет.
Сколько здесь было скатов? Сотня? Тысяча? А может, и больше? Скаты ждали, когда появится луна и её серебристый луч укажет им путь сквозь узкий канал, через Ключ, прямо в самую середину пруда. Его плотное, илистое дно идеально подходило для их целей. Там, меж тонких лезвий травы спартины, что густо растёт на дне, они откладывают яйца. А потом снова устремляются вслед за серебристым лучом в глубокие тёмно-бирюзовые воды залива. Это ритуал, который луна и скаты повторяют на протяжении тысячи, а может, и миллиона лет.