Ночь, когда пролились звезды. Том второй
Шрифт:
– Да, – повторил он. – Я нарисовал много разных лиц, а твое у меня почему-то не получалось. Поэтому портретов так много. Так что не обольщайся. Ничего в тебе особенного нет, кроме непропорционального лица и ужасно несимметричных губ.
Лиам хмыкнул, переводя взгляд на одну из картин, и ухмылка тут же пропала. А она даже немного обиделась, но в памяти все равно всплыл один момент, которому раньше она не придавала значения. Лиам, привалившийся спиной к дереву и водящий по земле тонкой веточкой, украдкой поглядывающий на нее.
– И
– Даже не знаю, справится ли с этим мое непропорциональное лицо, – обиженно буркнула она. Тогда Лиам покосился на нее и долго рассматривал, пока и вовсе не… улыбнулся?
– Ладно, может я и преувеличил, – беспечно пожал плечами он и иронично изогнул бровь. – Не такое уж оно и ужасное. Бывает и хуже. У Нео та еще рожа. Ну, ты и сама видела, что я рассказываю.
– Таких комплиментов я от тебя еще не слышала, – беззлобно закатила глаза Летта, радуясь тому, что напряжение между ними хоть и не исчезло, но по крайней мере ослабило свою хватку.
– Ты очень красивая, – вдруг твердо произнес Лиам без тени улыбки, смело смотря ей прямо в глаза.
А Летта почувствовала, как снова вспыхивает, как спичка. И тут же смущенно отвела взгляд, судорожно ища в комнате что-то, что помогло бы ей сменить тему.
Потому что чувствовала, что еще одно слово, и над пропастью окажется и вторая нога.
– А это что?
Она указала на стопку совсем маленьких холстов, что были прислонены к стене и повернуты к ней лицевой стороной.
Помедлив, Лиам нехотя подошел к ним и присел на корточки, разворачивая работы и демонстрируя их.
– Я серьезно, куколка, если ты хоть кому-то расскажешь… – на всякий случай повторил он, устрашающе округляя глаза.
– Поняла-поняла, – отмахнулась Летта, присаживаясь на корточки рядом с ним и наклоняя голову, чтобы лучше рассмотреть картину. – Убьешь меня.
– О, нет. Смерть для тебя тогда покажется блаженством.
Летта уже не обращала на его слова никакого внимания, они уже не вызывали в ней того страх, что раньше. Она внимательно рассматривала картины, на которых – о чудо – не было ее лица.
Выходит, что Лиам и правда рисовал что-то еще. Может и зря она так разволновалась?
На первом, самом маленьком холсте было очень много черной краски. Прямо по центру – рваный диск полной луны. Ночное небо, что видела над головой каждую ночь, она узнала сразу. И так на каждой картине. Темное небо. Яркая луна. Где-то полная, где-то лишь полумесяц.
Но было в этих картинах нечто странное, что объединяло их, и отличало от реальности. Помимо непроглядной черноты и яркой луны на каждой из них, Лиам изображал что-то еще. Например, на первой картине вокруг луны, прямо на черной краске, были равномерно разбросаны короткие палочки неона. Голубые, розовые, фиолетовые – все они помогали луне освещать
– Так странно, – вынесла она свой вердикт, поворачиваясь к Лиаму. Было видно, что ему важна ее оценка. Ему было не все равно, он действительно горел этим делом. И Летта ему даже немножечко позавидовала. Ей бы тоже хотелось найти такое дело, от которого и руки будут чесаться, и глаза сиять. – Это же не правда. Нет на небе ничего, кроме луны. Я думала, что ты рисуешь только то, что видишь.
Лиам тихо хмыкнул и ненадолго задумался над ответом. А после, наклонив голову на бок и переведя взгляд на картины, ответил:
– А какой смысл рисовать то, на что и так можешь посмотреть ночью? Это же скучно, – отодвинув еще пару холстов, он остановил взгляд на ночном небе, по которому рассекали огромные снежинки. – У тебя никогда не было ощущения, что ночью на небе чего-то не хватает? Днем вот там чего только не бывает. И птицы, и Нексы, и облака – каждый раз разные.
– Даже не знаю, – протянула Летта и уселась поудобнее, облокотившись спиной о стену и обнимая колени. – А мне нравится луна. Когда смотрю на нее, думается так легко. Ну и что, что она там одна, зато сколько людей на нее каждую ночь смотрят… Когда я думаю об этом, мне кажется, что я не одна, а со мной рядом все те, кто смотрят на нее в этот же момент. Как будто она нас всех объединяет. Глупо, наверное.
Ей нравилось то, как резко изменилась атмосфере между ними. Теперь и древние бревенчатые стены уже не казались ей такими тесными, а напротив. Уютными. И Лиам вдруг спрятал от нее свои привычные колючки и снова стал вполне… терпимым. Он уже открывался перед ней раньше – тогда, у Ночных – поэтому она знала, что как только они покинут эту комнату с рассветом, все закончится. И ей хотелось растянуть этот момент на подольше. Лиам нравился ей именно таким.
Отставив картины, он сел рядом с ней и повторил ее позу, закинув руки на согнутые колени и откинул голову на стену.
Теперь она поняла, чем от него все время так неуловимо пахло, вперемешку с его обычным запахом. Это были масляные краски.
– А меня бесит то, что каждую ночь приходится видеть одно и то же. Скучная светящаяся штука, всегда одна, никакого разнообразия. Светит она плохо, толку от нее никакого. Руки так и чешутся пририсовать к ней что-то еще. А то, что кто-то еще смотрит на нее одновременно с тобой… Как бы там ни было, в итоге ты все равно смотришь на нее одна.
Она не нашлась, что ответь, и какое-то время они сидели молча, слушая лишь тихий скрип дерева и отдаленное шуршание откуда-то сверху.