Ночь лунного страха
Шрифт:
— Просыпайся, приезжий… Просыпайся!
Никита открыл глаза и в полутьме палатки увидел над собой скуластое лицо охотника.
— Что случилось?
— Смерть случилась, смерть… — торопливо повторял Аулен. — Иди посмотри, приезжий, какая большая случилась смерть.
Сон мигом слетел с Лопухина, и, шустренько встав на четвереньки, он выкарабкался вслед за охотником из палатки.
Первым они обнаружили Семановича…
Изувеченное
На Аулена — может, потому, что тот уже все это видел, может, потому, что, как охотник и местный человек, с малолетства привык свежевать убитую на охоте дичь, — труп археолога, казалось, особого впечатления не произвел. Воспринял охотник его довольно хладнокровно.
Они прошли несколько шагов и снова наткнулись на труп.
Это был Иван.
Второе убийство потрясло Никиту окончательно.
Он и не замечал до этой минуты, как уже успел привязаться к Ивану. Словно малое дитя за нянькой, Лопухин шел за своим проводником по этой тайге столько дней… Делил хлеб и консервы. Пил его чай с травами…
Никите понадобилось время, чтобы прийти в себя.
Сидя на поваленном дереве в стороне от убитых, он курил и соображал, что делать дальше…
Выходило, что они с охотником остались теперь вдвоем.
Наконец, немного придя в себя от новостей, Лопухин принялся внимательно осматривать оба трупа.
К Аулену спиной он старался не поворачиваться.
Он хорошо запомнил, что сказал накануне своей смерти Семанович: «Если это и вправду то захоронение, о котором я мечтал, нам, если здешние прознают, голову свернут!»
По странному стечению обстоятельств головы у обоих любителей археологических ценностей были именно свернуты.
«Но вдруг это и правда.., сильный зверь? — размышлял Лопухин. — Те же, как от острых когтей, рваные раны на теле…»
— Что скажешь, Аулен? Страшная Шуркэн-Хум, превратившаяся в медведицу, наказала черных археологов? — спросил он у проводника.
Охотник долго рассматривал примятую вокруг изувеченных тел траву, сломанные ветки, сами тела мертвецов… Казалось даже, что он обнюхивает все это, как зверь землю.
— Ищешь следы зверя? — спросил Лопухин.
Аулен молчал.
Еще раньше от Ивана Никита слышал, что здешние охотники по одним им ведомым признакам могут собрать информацию о том, кто проходил по тайге дня за два-три до них… Сто очков вперед дадут любому сыщику Интерпола.
— Информацию накапливаешь? — поинтересовался опять Никита.
Охотник снова промолчал, продолжая ползать на коленках по траве.
— Это не медведь, — наконец сказал он.
— Не медведь?
— А что же это за зверь?
— Это не зверь.
— А кто?
— Человек.
И
"А что, если это имитация? — вдруг подумал он. — Кто-то искусно растерзал тела, пытаясь списать убийство на медведицу-людоеда, о которой здесь ходили легенды…
Кто-то, кто в высшей степени искусно владеет хирургическим ножом?
А что, если?..
Вот оно что… Вертолет! Вертолет, который некоторое время назад слышал Аулен".
Вот как «хирург» мог сюда попасть… После убийства Мартина и его в высшей степени искусно, с медицинской точки зрения, перерезанного горла Лопухин называл про себя убийцу именно так… Хирург.
По сведениям Никиты, которые он получил, когда еще мог пользоваться телефоном, тот покинул отель намного позже самого Лопухина. Но благодаря вертолету, пока Никита трясся в поезде и потом топал через тайгу, мог попасть сюда даже быстрее.
Зачем он убил археологов?
Затем… Затем же, зачем убьет и его, Лопухина, при первом же удобном случае! И охотника Аулена убьет, и любого другого, кто вольно или невольно окажется свидетелем его здесь пребывания.
То, что убийца появился здесь, очевидно, и может стать ключом к его тайне… И, судя по тому, как он не церемонится, убирая свидетелей, тайне, так же как и он сам, преступной.
— Приезжий! Отсюда уходить надо, — предупредил охотник Никиту, когда они снова вернулись к палаткам. — Здесь нам быть нельзя.
— Точно, — согласился Лопухин. — Место пристреляно. Только где нам спрятаться? — уныло спросил он Аулена. — Не поможешь?
«Убийца, наверное, хорошо ориентируется здесь, в лесу, — думал Лопухин. — Наверняка он давно уже за нами следил… И сейчас, возможно, наблюдает. Он нас видит. Мы его нет».
Как городскому человеку, то и дело готовому потеряться в трех соснах, Лопухину сейчас казалось, что он как на освещенной сцене: смотрит в этот лес-зал и видит только темноту; зато его видят из этой темноты отлично!
Почесывая свои маслянисто поблескивающие темные волосы, Аулен о чем-то размышлял.
«Если бы археологов из-за потревоженной могилы убил Аулен или кто-то из его соплеменников, — в свою очередь, думал Лопухин, — им ничего не стоило прикончить и меня. Зачем было ему меня будить? Я так крепко спал… Прикончить спящего „приезжего“ такому свежевателю дичи — пара пустяков. Иван рассказывал: они, эти местные охотники, шкуру с добытого медведя вместе с лапами и мордой на три счета снимают! Потом вешают на дерево и танцуют под ней, радуются жизни… Что такому „специалисту“ сыщик Интерпола?! Даже смешно».