Ночь молодого месяца (сборник)
Шрифт:
Месяц полтора назад, по земному счету времени, дозорные заметили большой звездолет, несомый в дрейфе мимо Аркадии. Попробовали связаться — не ответил. Заподозрили беду, послали бот. Блудный гигант обратил его в ничто. Возмущенные аркадцы произвели атаку всем наличным флотом и, на свое несчастье, кажется, повредили ходовую часть крейсера. С тех пор дракон вращается по орбите вокруг Аркадии — наибольшее удаление двадцать три мегаметра — и методически уничтожает поселки, сжигает массивы леса. Скромный флот колонии перебит еще в первом бою, абсолют-транслятор
…Действительно, кровожадность крейсера представляла загадку. Секрет скрывала и психика аркадцев. Все они чуть ли не больше, чем смертью близких, возмущались ущербом, нанесенным лесу, поскольку чувствовали некое кровное родство с деревьями…
На все затруднительные вопросы Виола получала один ответ: «Дождитесь старика, Сократ все растолкует».
Наконец в комнату вступил человек, действительно напоминавший лобастого и курносого афинского мудреца. Только он был в пыльных сапогах, обвисшем комбинезоне, маленьком кепи с зеленым козырьком и с резонансным деструктором за плечами.
Войдя, старик прежде всего стал, кряхтя, освобождаться от тяжеленного деструктора — к нему подскочили помочь, сняли широкие ремни. Затем, косолапо ступая, подошел прямо к Виоле, и она невольно встала. Судя по архивным видеопленкам и сеансам Восстановления, такие глаза бывали у землян на закате жизни, когда земляне еще умели стареть. Светлые озера в кратерах морщин, младенчески ясные и кроткие, с насмешливым блеском у самого дна.
Она ответила на пожатие жесткой, как корень, руки — «какие ужасные вздутые вены, и пальцы теряют гибкость!..» В прищуре старика мелькнула насмешка и обида, будто бы он прочел ее мысли.
Сели.
Помолчав, Сократ спросил с хорошо спрятанной, мягкой укоризной:
— Почему Земля вспомнила о нас… именно теперь? Кроме того, как вы узнали, что у нас… непорядок?
— Мы встревожены, поскольку в вашем районе стала преобладать энергия распада.
Мужчины перестали галдеть, прислушались.
— Любая цивилизация, — продолжала Виола, — излучает энергию созидания, когда творит и строит, и энергию распада, когда воюет. Наши приборы могут найти очаг творчества даже на другом краю Галактики. Так же как и…
— Язву, да? — сварливо перебил старик.
При общем нелегком молчании хозяйка раскладывала по фаянсовым тарелкам пахучее темное мясо, облепленное травами, и ломти ноздреватого свежего хлеба. Пошла по рукам первая бутыль.
— Ваши часовые чуть не убили меня, — улыбнулась Виола, принимая полный стакан. — А может быть, вы просто не любите землян? Мне порой кажется, что вас мало радует наше вмешательство.
Старик молча пригубил, потом вдруг поставил посудину так резко, что вино разбрызгалось по скатерти.
— Да не копайтесь вы во мне, ради всего святого! Я же чувствую, прямо пальцами роетесь в мозгу… Любим, не любим, плюнем, поцелуем. Дайте
За столом облегченно засмеялись, напряжение было снято. Долговязый через троих полез чокаться с Виолой. Веселились от души, вроде бы и не жили второй месяц в бункерах, и не стояли снопом в углу деструкторы, плазмометы, разрядники…
Вечером они вышли на поверхность, Виола и старый колонист, именуемый Сократом. Ясный закат червонным золотом разлился над шапкой скал. Старик галантно и бережно вел Виолу под руку.
Так и осталось загадкой родство аркадцев с лесом. Глубокий зондаж выявил некие каналы, уходящие за пределы личных психополей. Куда? Сами колонисты искренне считали, хотя и не говорили об этом вслух, что жизнь каждого из них зависит от состояния одного из деревьев. Это пахло бы чуть ли не античной наивностью — мифами о дриадах, рождавшихся и умиравших вместе с деревом, — если бы не каналы, уводившие в область, пока неподвластную анализу.
— Стало быть, стыдно, что приходится зависеть от Земли? Хотите сами справиться, даже ценой человеческих жертв?
Сократ развел руками, снял свое кепи с зеленым козырьком — гуляя, они вступили на кладбище.
— Есть такой грех, Виола. И еще… честно говоря, мы всегда боялись привлекать к себе ваше внимание. Нет, ничем преступным мы не занимаемся… просто слишком уж непохожи на другие колонии. Слишком, да. — Он подавленно вздохнул. — Ну, теперь вы нам, конечно, не дадите жить по-своему. Вон какой суровый подход: «ценой, человеческих жертв!»
Со стариком приходилось особенно трудно. В отличие от большинства аркадцев, не жаловавших теории, он точно знал, что за нити сращивают людей с лесом. Знал, но таил, а прощупать его мысли незаметно Виола не могла. Сократ сразу чуял зонд.
— Чем же все-таки непохожи? — вкрадчиво, прилично месту действия, спросила Виола. — Раз уж я здесь, зачем скрывать?
Он ответил не сразу. Из-под снежных дедморозовских бровей всматривался в надписи на обтесанных валунах: «дорогая мамочка… спи с миром… здесь покоится… любящие сестры, жена, сын». Под большинством камней, под ухоженными холмиками в цветах никто не лежал. Условные памятники, пустые гробницы — кенотафы хранили только имена испепеленных плазмой, рассыпавшихся в атомную пыль.
— Вам знакома такая фамилия — Саянов? Жан-Этьен Саянов?
Виола на губах поймала слова откровенного признания. Саянов родился позже, чем она, но не принял бессмертия, серии обновлений. Это был странный, мужественный философ, оригинальный мыслитель, вышедший в конце двадцать третьего века из движения «естественников». Виола слышала выступления Саянова, даже участвовала в диспутах по поводу его идей, отстаивая противоположную точку. Позже Жан-Этьен исчез, вероятно, в большом космосе. Сейчас ему было бы… Но Сократу, старику в девяносто два, незачем знать возраст Виолы.