Ночь – мой дом
Шрифт:
— Погибли три сотрудника полиции, Томас.
— Но он их не убивал.
— Поэтому он и не сядет на электрический стул. Но если бы это был не ваш сын, а кто-нибудь еще, вы бы сами захотели, чтобы он получил двадцать лет.
— Но он мой сын, — проговорил Томас.
Врачи вышли из палаты.
Один остановился, чтобы поговорить с Томасом:
— Не знаю, из чего сделан его череп, но мы решили, что это не кость.
— Простите, доктор?
— Он в полном порядке. Никакого внутричерепного кровотечения, никакой потери памяти, никакого расстройства речи.
Томас и Джек Джарвис вошли и сели у койки Джо. Тот некоторое время разглядывал их распухшими подбитыми глазами.
— Я был не прав, — произнес Томас. — Чудовищно не прав. И мне, конечно, нет прощения.
Почерневшими, крест-накрест заштопанными губами Джо проговорил:
— Ты имеешь в виду, что не должен был отдавать меня им на растерзание?
Томас кивнул:
— Не должен был.
— Где же твои хваленые ежовые рукавицы, папаша?
Томас покачал головой:
— Я должен был сделать это сам.
Джо негромко фыркнул:
— При всем уважении к вам, сэр, я очень рад, что это сделали ваши люди. Если бы это сделали вы, я бы, скорее всего, умер на месте.
Томас улыбнулся:
— Значит, никакой ненависти ко мне?
— Сплошная приязнь. Впервые за десять лет. — Джо попытался оторваться от подушки, но ему это не удалось. — Где Эмма?
Джек Джарвис открыл было рот, но Томас предостерегающе махнул на него рукой. Спокойно и неотрывно глядя сыну в лицо, он рассказал ему о случившемся в Марблхеде.
Какое-то время Джо переваривал эти сведения. Потом с отчаянием произнес:
— Она не погибла.
— Погибла, сынок. Даже если бы в ту ночь мы начали действовать без промедления, Донни Гишлер все равно не расположен был сдаваться живым. Считай, она умерла, как только попала в ту машину.
— Тела не нашли, — заметил Джо. — Значит, она не мертва.
— Джозеф, после «Титаника» тоже не нашли половину тел, но бедняги все равно уже не с нами.
— Я не могу поверить.
— Не можешь? Или не хочешь?
— Это одно и то же.
— О нет. — Томас покачал головой. — Мы частично восстановили события той ночи. Она была подружкой Альберта Уайта. Она тебя предала.
— Да, предала, — согласился Джо.
— И что же?
Джо улыбнулся, несмотря на заштопанные губы:
— И мне наплевать. Я все равно по ней с ума схожу.
— «С ума схожу» — это не любовь, — возразил отец.
— А что же это?
— Сумасшествие.
— При всем к тебе уважении, папа, я восемнадцать лет наблюдал твой брак, и там тоже не было любви.
— Верно, — признал отец, — ее не было. Так что я знаю, о чем говорю. — Он вздохнул. — Так или иначе, ее больше нет, сынок. Она так же мертва, как твоя мать, упокой, Господи, ее душу.
— Как насчет Альберта? — спросил Джо.
Томас присел к нему на кровать:
— В бегах.
— Но ходят слухи, — добавил Джек Джарвис, — что он пытается устроить свое возвращение, ведет переговоры.
Томас глянул на него, и Джарвис кивнул.
— Кто вы? —
Адвокат протянул руку:
— Я Джон Джарвис, мистер Коглин. Но большинство зовет меня Джеком.
Распухшие глаза Джо с самого начала их визита не открывались так широко.
— Черт побери! — произнес он удивленно. — Я о вас слышал.
— Я тоже о вас наслышан, — отозвался Джарвис. — Как и весь штат, к сожалению. С другой стороны, одно из худших решений, какие принимал в жизни ваш отец, в конечном счете может обернуться лучшим событием из всего, что с вами случалось.
— Почему же? — осведомился Томас.
— Избив его до полусмерти, вы превратили его в жертву. Прокурор штата не захочет предъявлять обвинение. Он его все-таки предъявит, но против своей воли.
— А кто у нас сейчас прокурор штата — Бондюран? — спросил Джо.
Джарвис кивнул.
— Вы его знаете?
— Я знаю о нем. — На покрытом синяками лице Джо отразился страх.
Внимательно глядя на него, Джарвис поинтересовался:
— Томас, а вы знаете Бондюрана?
— Да, — ответил Томас. — Да, знаю.
Кельвин Бондюран был женат на представительнице семейства Ленокс из аристократического района Бикон-Хилл. Он произвел на свет трех стройных дочерей, одна из которых недавно вышла замуж за представителя семейства Лодж, вызвав много шума в разделах светской хроники. Бондюран был неутомимым поборником сухого закона, бесстрашным борцом со всякого рода пороками, каковые пороки он объявлял порождением низших классов и неразвитых народов, которые прибило к берегам нашей великой отчизны за последние семьдесят лет. В последние семьдесят лет сюда эмигрировали главным образом два народа — ирландцы и итальянцы, так что намеки Бондюрана были вполне прозрачны. Но когда через несколько лет он выдвинется в губернаторы, его спонсоры с Бикон-Хилла и из Бэк-Бэя будут твердо уверены: это подходящий кандидат.
Секретарь Бондюрана провел Томаса в его кабинет, располагавшийся в здании на Керкби-стрит, и закрыл за ним дверь. Бондюран, стоявший у окна, безразлично глянул на Томаса:
— Я вас ждал.
Десять лет назад Томас накрыл Кельвина Бондюрана во время облавы в очередных меблированных комнатах. Бондюран развлекался в компании нескольких бутылок шампанского и нагого юноши мексиканского происхождения. В дополнение к своей успешной бордельной карьере мексиканец оказался бывшим участником Северного движения Панчо Вильи, [14] и его давно поджидали на родине, намереваясь предъявить ему обвинение в государственной измене. Томас распорядился депортировать революционера обратно в Чиуауа и позволил фамилии Бондюрана исчезнуть из протоколов задержаний.
14
Панчо Вилья (Хосе Арамбула, 1878–1923) — один из предводителей повстанцев во время Мексиканской революции.