Ночь на Днепре
Шрифт:
— Огонь!
Застигнутый пулей на взмахе, выронив гранату, фашистский офицер по инерции пробежал еще три — четыре шага и головой ткнулся в землю.
Белов и стоявший вблизи Исаков расстреляли редкую на левом фланге вражескую цепь и развернулись было вправо, как рядом с ними упала и тут же разорвалась граната. Белова сильно встряхнуло, ударило о землю. Выпустив из рук автомат, цепляясь пальцами за земляную стенку, он медленно повалился на дно траншеи.
В эти самые секунды несколько фашистских солдат спрыгнули в траншею. Один из них оказался у самых ног укрытого плащ-палаткой
Парторг внимательно прислушивался к ходу боя. Он уловил и команду лейтенанта, и дружный огонь гвардейцев, услышал, как над головой простучала короткая очередь немецкого автомата, почувствовал шуршание по стенкам траншеи.
Что-то тяжелое грохнулось рядом с ним. Чуть ли не у самого уха раздалась очередь чужого автомата.
Сергей сдвинул с глаз плащ-палатку и в ногах у себя увидел коренастого немца в каске. Немец стоял к нему спиной и стрелял вдоль траншеи. Правая рука старшего лейтенанта привычным движением пробежала по поясу, наткнулась на кобуру. С большим трудом он извлек оружие, взвел курок и задрожавшей от усилия рукой поднял пистолет. Не целясь нажал на спусковой крючок раз, другой, третий… Немец взмахнул руками и повалился прямо на ноги Князева. Автомат его ударил о стенку траншеи и прикладом ткнулся в раненую голову парторга. Сергей замер от непереносимой боли, но через секунду он уже не чувствовал ее, погрузившись в полузабытье. Исчезла окружающая действительность, и наполовину дремлющая мысль переметнулась далеко на север, в Ленинград, на родину.
Ему представился проспект Гаазе, большой серый четырехэтажный дом, где с двадцатого года проживали его отец, мать и он вместе с братом и сестрами… А вот огромные корпуса старейшего в городе Кировского завода. Здесь десятки лет работали его прадед, дед, более сорока лет трудился в турбинном цехе отец — Виктор Кузьмич Князев.
На этом заводе три года, до призыва в Красную Армию, проработал слесарем-лекальщиком и он, Сергей Князев. В 1939 году его призвали на действительную службу, он участвовал в боях с белофиннами, потом учился в Военном дважды краснознаменном училище имени Фридриха Энгельса, оттуда его направили в десантную бригаду, преобразованную после в гвардейский полк.
Постепенно мысли Князева становились все расплывчатее, неопределеннее. Прояснения памяти чередовались с полными провалами ее. Вот он вспомнил последнее письмо из дому… увидел старенькую, иссохшую от недоедания мать, склонившуюся над сестрой Таней, умирающей от голода. Нужно помочь, помочь им… Но он снова словно проваливается куда-то, кругом туман, туман…
И опять короткое просветление. Перед ним мелькнуло свежее девичье лицо, родные глава… Вера…
«Почему же она не подходит?» — успел подумать Сергей. И опять все закружилось перед глазами.
Он окончательно потерял сознание.
Лейтенант Белов очнулся. Сознание сразу отметило необычную тишину. Увидел лицо Исакова, склонившегося над ним, знакомую стену траншеи.
«Значит, кончилось? Отбили? Без меня? Сколько же я лежал?» — Белов пошевелил головой — больно, приподнял руку — больно, ногой шевельнул — тоже острая боль.
— Лежите, лежите, товарищ гвардии лейтенант. Тряхнуло вас здорово, даже меня напугали, —
Белов хотел подняться и не смог: все тело его стягивали бинты.
— Так что — положено лежать, товарищ гвардии лейтенант.
— Положено, да не нам, — возразил Белов с удовлетворением отмечая, что память у него ясная и боль не так уж сильно донимает. — Помоги подняться.
С помощью Исакова лейтенант сел у стены.
— Сотникова ко мне!
— Я здесь, товарищ гвардии лейтенант! — четко доложил подоспевший старшина.
— Очень хорошо. Жив и невредим? Молодец! — произнес лейтенант, ощупывая посветлевшими глазами ладную фигуру Сотникова. — Докладывай обстановку.
— Атака отбита, товарищ ротный командир. Четырем удалось спуститься в траншею…
— Значит, в гости пожаловали? Хорошенькое дельце!
— Именно, побывали в гостях. Всех встретили. Одного товарищ гвардии старший лейтенант кончил…
— Князев?! Встал? — изумленно выкрикнул Белов.
— Нельзя сказать, чтоб встал… — замялся старшина.
— Лёжа действовал. Застреленного фрица на нем нашли. Без памяти сейчас, — вставил Исаков.
— Докладывайте дальше. Сколько боеприпасов в наличии, потери…
Старшина доложил все по порядку: убитыми потеряли еще двоих, ранен Крутиков, второе ранение получил ефрейтор Ануфриев, засыпало Ложкина. Боеприпасов израсходовали сравнительно мало.
— Да? Ну-ка, помогите мне перебраться на мое место.
Исаков и старшина усадили ротного на скрещенные руки и понесли, как на стуле, поддерживая за спину. Из окопов их провожали настороженные взгляды немногочисленных бойцов.
— Опять всю траншею завалило…
— Точно, товарищ гвардии лейтенант, шибко завалило. Я приказал… — работа идет. Исправим.
— Молодчина, старшина.
Белова хотели сразу доставить на НП, но он приказал поднести его сначала к парторгу.
Убитого немца уже оттащили от Князева. Парторг лежал в прежней позе на спине, вытянувшись во весь рост, и, казалось, спал. Повязка на его голове пропиталась кровью. Лицо начало опухать. На груди чуть заметно шевелилась при дыхании плащ-палатка. Правая рука с зажатым в ней пистолетом была откинута в сторону.
— Последней пулей прикончил, — тихо проговорил старшина.
Лейтенант попросил передать ему пистолет — он действительно был разряжен до последнего патрона. Тогда лейтенант заполнил обойму, дослал патрон и приказал положить пистолет около правой руки парторга.
— Почем знать, может, еще раз потребуется…
Белову хотелось постоять возле товарища, но было неловко задерживать людей, и нужно было приступать к своим обязанностям. Он приказал отнести себя на НП.
— Еще раз проверить всё! Траншею привести в полный порядок. Быть готовыми к отражению новой атаки!